Шрифт:
— Ой, госпожа добрая, да сохранит вас аллах, только боюсь я, убьёт Норбай моего Касыма.
— Глупости говоришь! Вот я проучу этого негодяя. А ты собери мальчугану сластей да побольше пирожков положи…
Она погладила Ильгара по щеке и обратилась к подошедшему и склонившемуся в поклоне дворецкому:
— Что узнаю я, почтенный! Как это случилось, что в доме бека не выполняются его распоряжения?
Дворецкий в недоумении моргал глазами. Сложив руки на животе, снова поклонился и потупил голову: он всем своим видом олицетворял смирение и растерянность.
В это время подошёл Норбай.
Для старшего нукера страшнее всего на свете был гнев бека. Но и управительницы он тоже побаивался. Знал: умеет она воспламенять злобу Дотхо. Уж очень ядовитый был язык и необузданно властный характер у госпожи правительницы.
— Что прикажете, госпожа? Норбай своей головы — не пожалеет, — раболепно произнёс нукер, в поклоне перегнув пополам своё длинное тело.
— Ах ты, негодяй этакий! — биби, ловко ударяя тростью по его широкой спине. — Как это ты осмелился нарушить приказ великого бека, да благословит его аллах! — Палка снова опустилась на спину провинившегося.
У Норбая по телу проползли мурашки. Подумал: "Не иначе, как этот сын праха, Касым, пожаловался".
Он забормотал:
— Милостивая госпожа, для меня слова его великолепия, нашего господина, всегда являются законом…
— А почему ты, дохлая собака, не выдаёшь пастуху Касыму заработанное им пропитание? Или крадёшь запаси, негодный пёс? Мало тебе пищи во дворце? Жадная крыса… Смотри, мальчик худой, одни кости.
У Норбая отлегло от сердца. Ну, теперь-то он выкрутится. Всплеснув руками, воскликнул:
— О козлёночек, цветочек наш! Ах, нерадивый отец у тебя. Никогда не приходит за своими припасами.
Турсинташ-биби погрозила ему тростью.
— Не притворяйся! В табуны часто посылают людей, мог бы отослать человеку его хлеб. Смотри, если ещё раз сделаешь такое, бек из твоей спины ремни вырежет. А вы, почтенный Сатреддин-бай, проследите, чтобы этот шакал не присваивал того, что плохо лежит.
— Слушаюсь, госпожа. Будьте спокойны. Трудно за всем углядеть в большом хозяйстве.
Мужчины низко поклонились и, пятясь, скрылись за калиткой, ведшей на мужскую половину.
Взволнованная Дильбар обняла ноги своей госпожи.
— Пусть аллах пошлёт вам долгие счастливые годы. Моя жизнь в ваших руках.
Турсинташ оглядела Дильбар и, удовлетворённо усмехнувшись, проговорила:
— Вот и хорошо. Твой муж и сын будут сыты. Мальчику я отдам одежду Халила, ему сшили новую. Но помни: всё, что я прикажу, — выполняй беспрекословно.
Растроганная Дильбар воскликнула:
— Пусть я буду прахом, если ослушаюсь вас, великая госпожа! Пусть жестокие язвы покроют моё тело, если я огорчу вас! Всё, всё сделаю!..
Бедная Дильбар не подозревала в эту минуту, что язвы в самом деле покроют её тело, но не за нерадивость, а именно за послушание госпоже.
— Ну, ладно. Собирай сына в дорогу, им ещё длинный путь предстоит. Как подоят коров, приходи ко мне, я дам ребёнку тёплую одежду.
Она ещё потрепала по щеке Ильгара и пошла к себе.
Счастливая Дильбар набила большую сумку пищей и сладостями, она расцеловала мальчика, усадила его на сено, а сама пошла к управительнице.
— Так вот, Дильбар. Смотри, этот тёплый халат и эта шубка немного поношены, но совсем крепкие. Они как раз будут Ильгару по росту.
— Ой, да какие же богатые вещи! — лепетала счастливая мать, прижимая к груди засаленную одежду. — Да пошлёт вам бог долгую жизнь.
— Теперь смотри: эта новая ситцевая рубаха и штаны для тебя, женщина.
Дильбар не верила своим глазам. За целый год она не получала никаких подарков, не слышала ничего, кроме брани, угроз и попрёков. Она опустилась на колени и залилась слезами счастья, бормоча молитвы и призывая благодать на голову хозяйки. А та вкрадчиво заговорила:
— Поди снаряди сына, а когда проводишь его, займись собой. Вымойся хорошенько, одень всё новое и угощайся с женщинами, пока я не позову тебя.
Последние слова встревожили Дильбар, но ей не хотелось в такую радостную минуту думать о плохом.
Касым затолкал в мешок выданные ему припасы, взвалил их на спину своего терпеливого ослика, попрощался с женой и, забрав Ильгара, тронулся в путь.
…Поздно вечером Дильбар легла спать в углу комнаты, где жили работницы.
После полуночи её разбудила горбатая старуха.
— Вставай, несчастная, Турсинташ-биби зовёт.
Дильбар с готовностью вскочила, оправила смятое платье, покрыла голову кисеёй и быстро пошла на призыв. Старуха, вздохнув, грустным взглядом проводила её.