— Распустили! До чего дошло! Среди бела дня, сволочи…

Поодаль светлая машина маячила красным крестом, развернулась на пятачке и покатила в сторону больницы. Слова «школа», «школьники» заставили Веру Павловну остановиться. В толках и пересудах, сбивчивых ответах мало-помалу поняла происшедшее: бурей и потоком развернуло фургон пищеторга, машина опрокинулась, скатилась под откос и застряла на уступе склона. В кабине обнаружили потерявшего сознание мальчишку. Разбился при падении? Брошен в кабину избитым? Или пытался угнать машину? Мальчишку увезли в клинику едва живого. Ничего более Вере Павловне узнать не удалось. Не помня себя, спешила она в школу, надеясь, что не все еще разошлись после воскресника. Но в школе никого уже не было, только дежурная вязала на парадном крыльце шерстяные варежки, сосредоточенно подсчитывая петли, ни о чем она не ведала.

Домой в погожую погоду через Глухой Яр считанные шаги, но теперь, после ливня, пришлось идти окольной дорогой — хватило времени успокоиться, обрести привычную сдержанность. Она знала своих ребят, свою школу, была уверена, что никто из них, даже самые озорные… Да, была уверена, говорила себе, что уверена… Драка, дерзость, башку расшибить… Что угодно, но не преступление…

Она ускорила шаг. Не терпелось узнать, что дома. Она думала о мальчишке, которого увезла машина с красным крестом. Кто он? Чей? Что стряслось с ним?

Дома все было благополучно; Андрей, склонясь над аквариумом, возился с рыбешками, не поднимая головы, осведомился, почему мамуля так скоро вернулась:

— Ты собиралась побыть до понедельника… — Он чему-то улыбнулся.

— Я тревожилась, Андрюша. Такое налетело…

— Что налетело?

— Разве тут ничего не было? Над городом пронеслась буря.

— Ах, да! Этот сквознячок. Но ты напрасно беспокоишься, прибежала, как на пожар. Трухануло малость, но вообще порядок. И у меня полный ажур.

Вера Павловна приглядывалась к Андрюшкиному ажуру: комнаты прибраны, учебники аккуратно сложены на завтрашний день, значит, уроки выполнены; обед разогрет, кастрюли сохраняются в тепле под полотенцами; хлеб, молоко, зелень — все в достатке. Но этот ажур и порядок почему-то не успокоили Веру Павловну; если бы он глянул на нее мальчишески, сыновьи, слово сказал ласковое — простила бы и неразогретый обед и некупленные молочные продукты.

— А я все же тревожилась, Андрей. Один на хозяйстве…

Андрей перебил ее:

— Представляешь, ма, — эти дошлые рыбешки живут обособленно, у каждого вида своя орбита. Неужели не существуют друг для друга? Непознаваемы?

— Познают лишь тех, которых пожирают? — недопустимо раздражительно спросила Вера Павловна.

— Ты что, ма? — удивленно глянул на нее Андрей. — Я не держу в аквариуме хищников. Видишь, каждая движется по своему кругу, проплывает, не прикасаясь друг к другу.

«Не знает о случившемся на трассе», — подумала Вера Павловна. Она не могла, не нашла в себе силы сказать Андрею о том, что произошло — минутное малодушие, сознание ответственности, даже вины… В чем?.. Потом объяснят, распределят все по полочкам, по инстанциям — распределить всегда успокоительно. А завтра или сегодня происшедшее обретет имена, лица, судьбы, страдания близких…

Вера Павловна бережно, как подобает, спрятала привезенные инструкции, не отдыхая, занялась хозяйством. Андрей опять склонился над аквариумом. Несуразный мальчишка, несобранный, своевольный; в школе нет о нем единого суждения — языковеды упрекают в стихийности, склонности к авралам; завуч, Евгений Евгеньевич, прочит ему великий успех в области физико-математических наук, уверяет, что математика для Андрея, как песня для птицы. А мальчишка уткнулся в аквариум, пишет стихи о золотой рыбке… Сама виновата, внушила ему, что математика без поэзии — пустыня жестокая, без влаги и жизни, а теперь сказочные рыбки готовы поглотить математические истины.

Никита и Анатолий вышли из автобуса на остановке Новый поселок, отправились бродить по улицам, осматривая достопримечательности жилого массива.

— Тут земля не родила, травы чахли от суховея и песчаных бурь, птица гнездо не вила, — декламировал Никита, размахивая руками. — А город вырастет. Подвели водопровод и газ, подвезут чернозем, будут цветники и парк. С аттракционами.

Анатолий хорошо знал склонность друга к бурным, восторженным отзывам об удачных градостроительских решениях, за которыми обычно следовало столь же бурное возмущение неполадками и слова «великолепно, потрясающе» мгновенно сменялись выражениями «бездарь, головотяпы, прихлебатели!» Человек крайностей, он судил обо всем непререкаемо, с дотошностью дипломника, только что защитившего проект.

— А что, ваш Иван Сидорович и впрямь приметная величина? — спросил Анатолий, окидывая взглядом строения, которые Никита назвал ансамблем, решенным современно.

— Не знаю, не могу судить. Я давно уехал и недавно вернулся. Однако поднять такой райончик!..

Далеко впереди развернулась милицейская машина, покатила по трассе, и тотчас из-за угла, со стороны угора, заваленного блоками и трубами, выскочили распаренные бегом парни…

Анатолий вздрогнул, движение неприметное, однако сразу передалось Никите.