— Благородное искусство самозащиты! The noble art of selfdefence! — произнес Броня на чистом английском языке. Соответствующую его взглядам на жизнь терминологию он знал.

Удар мог быть и более точным. Однако кулак скользнул мимо уха и наполовину сдвинул парик. Голова Савария странно преобразилась.

— Жуть!.. Он сбил у Савария полголовы… вместе с волосами! — закричала какая-то девушка.

Кергалвис от ворот засвистел в свисток футбольного судьи. Дружинники мигом разобрали сложенные в ряд штурмовые каски и бросились в оцепление танцплощадки. Между тем Саварий, обозлившись за непочтение к собственному парику, массированно двинулся на Броню, а тот, выказывая "благородное искусство самозащиты", лягнул платформой Савария в колено, но тут обоих окружили вынырнувшие из зеленой темноты парни в белых касках. Застенчивый Мадис, который еще недавно удирал от девушек, незамедлительно перехватил и заломил за спину поднятую лапу Савария. Остальные одолели все прочие конечности Савария. Сам же Кергалвис схватил Броню.

— Наконец-то нашлась статья закона против тебя… — бормотал Кергалвис, вспоминая наглое поведение Брони на веранде Свикене. — Ответишь за мелков хул…

Но тут случилась осечка. Броня присел, выскользнул, как змей из своей шкуры, и у блюстителей порядка осталась в руках только его накидка. За рубежом тоже удирают, мелькнуло у Брони в голове, и, спрыгнув с площадки, он бросился сквозь толпу зрителей. Куда бежать? Вокруг ограда, пока будет перелезать, поймают за ногу. Оставался дом культуры. Вперед! Ради безопасности и самозащиты Броня опрокинул одну скамью. Споткнувшись о нее, Кергалвис потерял очки.

Но Саварий был в надежных руках. Он пытался упасть на землю, зная, что по советским законам живого человека волочить по земле нельзя.

— У тебя что, падучая болезнь? — сочувственно спрашивали парни и рывком ставили его на ноги, больно заламывая руки. Тогда Саварий применил другой способ самозащиты: он начал ужасно ругаться и угрожать. Окружающим предлагались котлеты из дружинников.

— Заткнись! Надоело… — одернули его. — Придумал бы за неделю что-нибудь новое.

Саварий взглянул на телохранителей и узнал их. Это же были ребята с бетонного завода! Один из них днем сидел в кабине крана, другой… Эти, пожалуй, в темноте без свидетелей могут хватить его по роже… Поэтому он стал стонать:

— Ребята, дома ждет мать, вчера сломала ногу…

Закрыв изнутри двери на крючок, Бока высунул голову в окошко кассы и наблюдал почетный эскорт Сава-рия. Когда подошел Бертул, Шпоре уже строгим, окостенелым взглядом со всех сторон оглядела задержанного Савария.

— Теперь видите, к чему приводят эти дикарские танцы? — сказала она.

— О да! Если бы он танцевал народный танец "Тудалинь", у него бы не свалились волосы, — согласился Бертул.

Услышав упоминание про волосы, Саварий пригнул голову к собственной руке, которую удерживали дружинники, и содрал парик совсем:

— Этот гангстер Шепский… эта шапка на голове не держится…

— Настоящий продукт дикого Запада. Все поведение, даже парик… — с отвращением сказала Шпоре.

— Согласен полностью, хотя и ругался он исключительно на латышском и русском языках. Разумеется, это объясняется тем, что по английскому языку у него была двойка, а по латышскому и по русскому — тройка сказал Бертул.

Свободных машин, чтобы отправить нарушителя в валмиерский вытрезвитель, не было. Организационное упущение экспериментального вечера. Поэтому Савария вывели за ворота, и Мараускис объявил приговор:

— Теперь можешь идти, но прямо домой к больной матери. Если патруль тебя еще заметит, свяжем веревками и упрячем в морозильник молочного пункта, а утром отправим в Валмиеру к судье. За повторное мелкое — годик обеспечен. Понял? Обожди, кажется, автомобиль идет сюда!

Саварий испуганно обхватил за плечи одного из телохранителей:

— Андрис, мы же вместе вкалываем! Ты можешь за меня поручиться? Ну, как друга прошу…

— Через час мы пойдем патрулировать. И глянем в окно на твою кровать. Ясно?

Отпущенный на волю, Саварий с минуту подтягивал штаны. Хотя и мелкий хулиган, но чувство справедливости не покинуло его.

— А как же с тем чавелом? Который в туфлях на колодках?

— И того отправим к матушке. А ты иди! Считаю до трех. Раз… В Валмиере суд по понедельникам начинается в десять утра. Два….

Саварий ушел, пошатываясь, в темноту.

Броня сновал вдоль стен дома культуры, как летучая мышь, ловящая комаров. Вдруг перёд ним — маленькая дверца. Без ручки. Он ударил в нее ногой. Толстая подошва оказалась мощным инструментом — Дверца приоткрылась. Броня проскользнул в нее и, нащупав крючок, накинул его на петлю. В дальнем конце угадывалось едва заметное мерцание слабой лампочки. Подошвы отвратительно стучали. Для бегства эта обувь не годилась. Он снял туфли и привязал их шнурками к поясу. Ступеньки вели вверх — и он оказался за кулисами сцены.

Спрятаться бы ненадолго, сколько ж они будут искать его? Не сберкассу же он обокрал. Крутая лесенка, Броня поднимался по ней вверх посмотреть — что там? Нечто вроде галереи с дырявым, щелистым полом. Проводя ладонью по грубо выложенной кирпичной стене, в полумраке он двинулся дальше. Неожиданно перед ним вырос мужчина в плавках. За ним на полу что-то блеклое и подвижное свертывалось в клубок. Похоже на женщину без платья.

Броня инстинктивно понял, что попал в опасную для жизни ситуацию: отнять у льва окорок зебры, разумеется, негуманно, но лев может и уступить, чуя превосходство силы. Польститься же на самую любимую львицу того же льва — тут уж извините! Кто-то один должен умереть… И этот верзила теперешнюю ситуацию понимает именно так…