Над толпой пронесся разочарованный вздох. Но хозяйка "змеи", похоже, ни капельки не расстроилась. Она пожала плечами, махнула рукой и прокричала звонко:

– Ой, да не очень-то и хотелось! Были б женихи приличные, а то смех один. Годик еще погуляю. Правильно, девки?..

Вокруг засмеялись.

– А и верно, Янка! Какие тут женихи? Тебе б из благородных кого!..

– Волка! Или нет, лучше Ястреба!

– И чтобы замок!

– И герб!

– И яхта!..

Почин был положен, и девушки осмелели. Разбрелись вдоль берега, не желая мешать друг другу; бросали цветы, и змейки плясали в лучах заката. Пчелка, в общем, ни на что особенно не надеялась, но сердце томительно замерло, когда ее "косичка" взметнулась над ленивой рекой. Фиалки задержались в воздухе всего на пару мгновений и рассеялись по волнам. Пчелке даже почудилось, что солнце ей подмигнуло - рано, мол, тебе, девица, про женихов выспрашивать.

Зато у соседки цветочный жгут не распался, а наоборот, как будто бы скрутился сильнее. Искристая змея опускалась медленно, изгибалась плавно и грациозно, а у самой воды свернулась кольцом - "косичка" превратилась в настоящий венок, и течение понесло его прочь.

Хозяйка венка взволновано ахнула и всплеснула руками, а другие кинулись ее поздравлять. Пчелка тоже порадовалась и опять взглянула на реку. Хотела пересчитать, сколько получились колец-венков: они продолжали светиться, медленно уплывая.

Но рядом вдруг закричали на несколько голосов.

Пчелка проследила, куда направлены взгляды, и тоже пискнула от испуга. Одна из "змей", запущенных с берега, никак не желала падать. Она извивалась в воздухе, но это был не танец, а конвульсии, корчи. Вокруг "змеи" клубился лиловый дым, и она визжала от боли - на такой невыносимо высокой ноте, что у Пчелки заныли зубы. Искры на змеиной "шкуре" меняли цвет - теперь они были не фиолетовые, а красные, словно воспаленные язвы. Запахло паленым мясом.

"Змея" сгорала в солнечном свете.

Пламя яростно полыхнуло, и на воду посыпался черный пепел.

Пчелка посмотрела на берег, чтобы увидеть, кому принадлежали цветы. И застыла, прижимая ладонь к губам.

Напротив пепельного столба стояла Звенка, невеста Ясеня.

3

Ясень проснулся посреди ночи. Прислушался к себе - кажется, все в порядке, и голова соображает нормально. Пить, правда, хотелось мучительно, словно он сутки пробыл в пустыне.

Поднялся и, пошатываясь, добрался до кухни. Зачерпнул воды, жадно выхлебал и, блаженно отдуваясь, опустился на лавку. Посидел, собираясь с мыслями. Завтра (или уже сегодня?) предстояло выезжать на рассвете. К счастью, в дорогу он собрался заранее, снедаемый нетерпеньем. Сборы, впрочем, не заняли много времени - путь предстоял недолгий, один дневной переход. И много вещей ему ни к чему. Оружие, конь - вот главное. Ну, и деньги, конечно...

Скрипнула половица, и матушка шагнула через порог. Молча присела рядом. В серебряном свете, что лился с ночного неба, лицо ее казалось неестественно бледным.

– Я тебя разбудил?
– спросил Ясень.

– Я не спала.

Она протянула руку, провела по его коротко стриженым волосам.

– Как себя чувствуешь?

– Хорошо. Не знаю, чего меня вдруг сморило.

– Да уж, загадка - в жизни не разгадать, - матушка улыбнулась тихо и грустно; долго молчала.
– Значит, дождался все-таки. Едешь...

– Ну, чего ты, - сказал Ясень с легкой досадой.
– Двадцать раз уже обсудили...

– Знаю. Только душа все равно болит.

Она прикоснулась ладонью к ложбинке между ключицами. Ясень вздохнул, не зная, что говорить. Где-то очень далеко за окном - похоже, на другом конце города - гавкнула собака, но тут же затихла, словно смутившись.

– Попроси у Звенки прощения, - сказала матушка.
– Она хорошая девочка.

– Прощения? За что?

– Неважно. Просто попроси. Неужели трудно?

– Ладно, - он фыркнул, - как увижу, так сразу, первым делом...

– Ну и славно, - мягко перебила она, вставая.
– Пойду я, все же посплю немного. Трудный день завтра будет.

– Трудный?
– повторил Ясень, растеряно глядя вслед.
– Ну да, наверно...

...Конь пританцовывал, всхрапывал недовольно - ему не терпелось рвануть по улице, чтобы пыль полетела из-под копыт. Ясень сдержал его, натянув поводья, и оглянулся. Все они стояли у ворот - и отец, и матушка, и старая Веста, и заплаканная, непривычно тихая Пчелка. Даже маленький братец Радик, который едва оправился от болезни, упросил, чтобы его пустили на улицу. Закутанный до бровей, он напоминал сейчас медвежонка; глазенки сверкнули завистью и восторгом, когда Ясень, рисуясь, поднял коня на дыбы.