Отец по случаю проводов даже втиснулся в парадный мундир (пуговицы на брюхе, правда, так и не застегнулись). На прощание отсалютовал палашом. Пчелка в очередной раз за утро шмыгнула носом, а матушка просто глядела вслед, и глаза ее были совершенно сухи, а лицо пугающе неподвижно. Ясень отвернулся, махнув рукой, и скакун понес его прочь, мимо сонных домов и резных заборов, и старые деревья тянули ветки, прося остаться, хотя понимали, что он уже не услышит...

Ночь отступала. Небо постепенно светлело.

Звенка не стала ждать Ясеня у ворот: ее гнедая кобылка уже шагала по улице, уныло помахивая хвостом. Ясень легко настиг ее, тронул девушку за плечо. И даже вздрогнул от неожиданности, когда Звенка повернулась к нему. Лицо его невесты осунулось, а глаза покраснели, как будто она всю ночь проревела.

– Что случилось?

– Ничего.

Бесцветный голос, как шелест опавших листьев.

– Звенка, не пугай меня. Что с тобой?

– Со мной?
– она растянула губы в усмешке.
– Со мной все в порядке. Разве не видно? Все смотрят и от зависти лопаются.

– Угу, - сказал Ясень; ему вспомнилась ночная беседа с матушкой.
– Слушай, ты это... Извини, если что...

Она всмотрелась ему в лицо, словно пытаясь обнаружить издевку. Потом покачала головой, поторопила лошадь и обогнала его на десяток шагов. Ясень плелся за ней, пытаясь понять, в чем дело.

На выезде из города уже собрались попутчики. Глухо постукивали копыта, голоса причудливо искажались в тумане. Заметив Звенку и Ясеня все, как по команде, затихли и уставились на них - кто с испугом, а кто с выражением жадного любопытства. Ясень почувствовал раздражение.

– Здорово, - сказал он.
– Все собрались?

– Барсука еще нет, - отозвался кто-то.
– И Рыжего.

– Какого Рыжего?

– Ну, который с хутора.

– Он тоже едет?

– Ага.

– Ладно, ждем...

Ясень махнул закадычному приятелю по прозвищу Жмых. Они вдвоем отъехали в сторону, встали на обочине у дороги.

– Ну?
– сказал Ясень.

– Что - "ну"?

– Слушай, хоть ты не темни. Чего вы на нас так смотрите? А Звенка вообще сама не своя. Вместо "здрасьте" чуть морду не расцарапала...

– Так, это, Ясь... Они вчера на реку ходили...

– И что?

– А сестра тебе не рассказывала?

Ясень припомнил, что перед самым отъездом пытался расспросить Пчелку, чем закончилась забава с венками, но та почему-то отвечала невнятно и все время отводила глаза. Он решил - сестренка обиделась, что солнце не показало ей жениха. И не стал выпытывать дальше - хватало своих забот. А у них там, значит, случилось что-то?

– Так, Жмых. Давай теперь поподробнее.

Тот, смущаясь и запинаясь, поведал о сгоревшей "змее". Смотрел виновато - дескать, ты уж извини, друг, но из песни слова не выкинешь. Ясень же, слушая, потихоньку зверел.

– То есть, она из-за этих венков-цветочков сегодня такая добрая?..

– Ну, так...
– Жмых оглянулся и вдруг зачастил взволнованным полушепотом.
– Нет, Ясь, ты сам подумай - у девчонки венок сгорел!.. Черным пеплом на воду - они там чуть в обморок не попадали... Вчера только и разговоров было - так и жизнь, мол, прахом пойдет, суженому огонь на роду написан... Как ей на тебя глядеть после этого? Я тебе так скажу - смелый ты парень, Ясь, да только краев не видишь. Ты когда сказал, что на поле собрался ехать, я не поверил, подумал - шутишь. Какой же дурак своей удачей рискнет? А ты, выходит, не шутил вовсе. Оно понятно, ты у девы-судьбы любимчик - и конь у тебя, у невеста первая в городе... Да только, сам видишь, меру тоже знать надо...

Он тараторил, как заведенный, а Ясень боролся с искушением дать ему в ухо. Или, пожалуй, в нос, в эту картофелину с веснушками. С размаху, чтобы юшка потекла по губам, по подбородку с редкой щетиной, закапала на рубаху...

Но еще больше раздражала другая мысль, которая стыдливо пряталась под нарастающей злостью. Насчет того, что Жмых, возможно, не так уж далек от истины. Ясень и сам неоднократно задавался вопросом - почему неписанные законы, по которым люди живут веками, ему, Ясеню представляются не то чтобы глупостью, но... как бы это выразить поточнее?.. в общем, вызывают вопросы. И пробуждают желание проверить все на собственном опыте. Родители привыкли и уже не пугались. Отец - сам авантюрист по натуре - даже, кажется, завидовал временами. И со Звенкой Ясень разговаривал откровенно. Ну, почти откровенно. Как она спросила тогда: "Не страшно деву-судьбу дразнить?" А он ответил, что деве не до него - в столице проблем хватает. А ведь мог бы сказать, что в хозяйку судьбы он, конечно, готов поверить, но только после того, как встретит ее где-нибудь на лугу и перекинется парой слов...

– Ладно, Жмых, - перебил Ясень, - я тебя понял. Потом до конца расскажешь. Выдвигаться пора - все, вроде, уже собрались.

Он хотел подъехать к Звенке, успокоить, убедить, что ничего страшного не случилось, но вокруг нее вертелись девицы. Они то и дело оглядывались на Ясеня - испуганно, но при этом с твердой решимостью защитить обожаемую подружку. Вот же курицы! Ладно, позже поговорим - целый день еще вместе ехать...

Ясень уже приготовился гаркнуть: "Тронулись!", но тут со стороны выселок из тумана возникла еще одна всадница (если, конечно, это благородное слово вообще применимо к Мирке, ученице старого знахаря). Кобылка у нее была такая же рябенькая, с грустными глазами и куцей гривой. "Тебя только не хватало, - подумал Ясень.
– Надо ехать быстрей, а то весь город с нами увяжется".

Конец ознакомительного фрагмента.