– Стоп. Послушай теперь мои уверенные и справедливые слова.

Глеб встал перед Иваном, ухватил его за плечи, слегка встряхнул, заставив смотреть себе в глаза.

– Не думай сейчас об этом. Думай о другом. А деньги отдашь после первого же удачного рейса…

– Какого рейса?!

Капитан Глеб улыбнулся.

«Ива-ан!».

– Я позвонил сегодня одному из наших, на курс старше учился, Мезенцев Валерка. Вряд ли ты его помнишь…. Сейчас он директор рыбколхоза. Буржуй, толстый и довольный жизнью. Берёт тебя к себе. Матросом, на прибрежный лов. Так что будешь теперь кушать треску в изобилии. И меня, при случае, угощать…. Ну как, пойдёт?

– Глебка…!

– В машину. Лети быстрей в свой зоопарк, тьфу ты, в ботанический сад, отсыпайся. Завтра обязательно встретимся. И спланируй, поговори по-человечески с женой. Я уверен, что ей это надо.

– Глеб, ну ты…!

– Не видишь, что ли, – меня ждут?! Прекрасная дама, в прекрасной панаме! А ты тут подробные чувства культивировать вздумал. До завтра, Ванька! Спокойной ночи!

Дверца такси хлопнула, машина, шумнув шинами по всё ещё жаркому асфальту, умчалась за поворот.

Скрестив руки на груди и притопывая по ступеньке, Марьяна задумчиво смотрела на Глеба.

– Ты – хороший.

– Правильно. Поэтому пошли быстрее домой.

Капитан Глеб поправил на плече ремень тяжеленной сумки с аппаратурой.

Рядом, на тротуаре, голуби неспешно клевали первые ягоды опавшей рябины…

Марьяна не была уверена, что успела закрыть входную дверь в квартиру.

Штативы сразу же рухнули в тёмной прихожей на пол, панама упала рядом с ними, когда капитан Глеб Никитин, в молчаливом нетерпении дошагавший по подъездным ступенькам до порога, подхватил маленького фотографа на руки и понёс её в комнату.

– Кроссовки…, не сняла…

Давно уже стемнело.

Отблески далёкой уличной рекламы пытались убедить его в том, что там, внизу, меж асфальта и мрачных ночных зданий есть ещё какая-то приятная жизнь, но крохотный свет ночника здесь, в изголовье, был убедительнее.

Глеб лежал так, как всегда, если приходилось о чём-то долго думать, – с ладонью правой руки под головой.

Машины проносились под окнами всё реже и реже, проезжающие поздние автобусы значительно отличались звуками от прочего транспорта; изредка лихие автомобили громыхали дурацкой музыкой, иногда внизу слышался пьяный смех.

Капитан думал.

В знакомом жёлтом халате, пушистая и маленькая, как цыплёнок, Марьяна вошла в комнату.

– Есть хочешь?

– Колбасу?!

– Омлет, трусишка…. Горячий и большой. Цени разнообразие.

– А ты?

– А ты мне разве не оставишь?! Не вставай, лежи!

Марьяна принесла из кухни деревянный подносик с тарелками, вилками, ножами, с нарезанным хлебом.

– Держи, аккуратней. Сейчас ещё томатный сок…

Омлет закончился удивительно быстро.

Капитан Глеб облизнулся.

– Спасибо. Ты вроде что-то говорила про колбасу, а?

– Ах, ты и обжора…!

– Гурман со стажем, не менее того.

…Низкий свет ночника отражался от жёлтого халата, брошенного на спинку кресла, образуя широкий мягкий круг.

– Ты же ведь одинок?

Задумавшись, Марьяна лежала тихо, опустив голову на грудь Глеба.

– Думаю, что да.

– А почему? Ты не любишь людей? Вроде не так…. Зачем тебе тогда такая жизнь?

– Неизвестный мне древний человек Анаксагор говорил, что живет на свете, чтобы любоваться солнцем. А я имею счастье проводить время с утра до вечера в обществе гениального человека, то есть с самим собой, а это очень приятно!

– Тре-епач…

Глеб нежно перебирал пальцами подсыхающие после душа волосы Марьяны, сдувая со своего лица щекочущие прядки.

– Возможно. Но если, как утверждают классики, жизнь – это песня, то, в моём случае, слова и музыка – автора.

– Умный трепач, и милый…

– Извините, если что не так. Ведь я впервые живу на этой прелестной планете.

С усталой улыбкой Марьяна внимательно посмотрела на Глеба.

– А с передним зубом у тебя что такое? Щербинка какая-то…. Давно?

– Отдельная история. Антагонист встретился не вовремя на моём жизненном пути.

– Так сложно?

– Да…, и пиво тогда допить не успели.

– Смешной!

– Быть смешным?! Да никогда! Я только иногда позволяю себе быть забавным.

Марьяна замолчала, но ненадолго.

Продолжали мелькать уличные рекламные сполохи, прозвенел поздний трамвай, тонко тикали часы.

– А постоянные люди в твоей кочевой жизни есть? Друзья? Женщины? Ну, или какие-нибудь принципиальные враги?