Шрифт:
– Отведайте пирожных к чаю, свежайшие, только час как доставили! – гостеприимно сказала она, отгоняя прочь нежелательные воспоминания. В конце концов она добилась своего, она здесь, в Одессе, общается с теми самыми Гольдбергами, и нечего позволять демонам прошлого портить настоящее! Но тут она увидела, как ласково, хоть и мимолетно, Сара, госпожа Гольдберг, накрыла своей ручкой ладонь супруга, и снова ощутила бессильную зависть. Ну надо же! Эта Сара, она ведь моложе ее на год, а то и более. И вот, уже не просто замужем, но и ждет ребенка. Да и мужа своего, это ясно видно, сильно любит. А ей, Наталье Ухтомской, пришлось интриговать и биться даже за простое право съездить в Одессу!
Впрочем, интрига была славная. Есть чем гордиться. Наталья даже улыбнулась, вспоминая, как все провернула. Начала она с того, что тихонько разузнала, не собирается ли в ближайшее время кто-нибудь из ее многочисленных дальних родственников навестить Южную Пальмиру [82] .
Выяснив, что Елизавета Андреевна, графиня Воронцова-Дашкова, планирует отбыть туда буквально через неделю-полторы по каким-то финансовым делам, сумела напроситься в гости на Миллионную [83] .
82
Неофициальное прозвание Одессы в то время. Подчеркивало родство Одессы с Северной Пальмирой, то есть с Санкт-Петербургом – она тоже изначально строилась как административный центр, много общего было и в архитектуре.
83
Это должно было быть очень непросто. Достаточно сказать, что супруг Елизаветы Андреевны был близким другом императора Александра III, а Николай II буквально рос вместе с ее детьми, чтобы понять, что к этой властной и влиятельной женщине было не так-то просто пробиться. Особенно если учесть, что в те годы ее не раз обвиняли в том, что она принимает все решения за своего супруга на его службе.
И там, за чаем, в ответ на вопрос, как жизнь, очень натурально пожаловалась, что вот, научилась, на свою голову, разбираться с финансами. Теперь папенька все взаимоотношения с ростовщиками, банкирами и прочими подобными деятелями свалил на нее. А потом и родня, узнав, что справляется она с этими делами очень неплохо, начала бесплатно грузить ее, горемычную, своими проблемами. Елизавета Андреевна тогда промолчала, но, видимо, справки навела. И через пару дней снова пригласила в гости. А потом душевно так спросила, не желает ли милая родственница составить ей компанию в поездке на юг, к морю? И заодно помочь по-родственному разобраться с одним деликатным вопросом из области финансов. Деликатным настолько, что ни другому финансисту, ни стряпчему доверить его не хотелось бы.
Наталья Дмитриевна очень натурально изобразила смущение и сказала, что она бы с дорогой душой, но… Их денежные обстоятельства свету были известны, и потому графиня прекрасно все поняла. «Не тревожьтесь, душенька! – воскликнула она. – Неужто я такую милую девушку не обихожу? Все будет по высшему разряду!»
А дальше все было куда проще. Разумеется, с такой родственницей папенька ее отпустил. Не прошло и недели, как они тронулись в путь. Именно что тронулись, то есть двинулись неспешно, как восточный караван и в таком же количестве. Елизавета Андреевна одна не ездила, обычно с ней следовала троица слуг, секретарь, парочка доверенных служанок и компаньонка. Теперь к этому сонму сопровождающих добавилась и «милая молодая родственница». Само собой, по дороге они на пару суток останавливались в Москве и Киеве. Там они «приводили себя в порядок с дороги», наносили визиты общей родне и даже посещали театры. Ровно таким же образом поступила графиня и по прибытии в Одессу. «Никаких дел, душечка!» – строго заявила она Наталье на ее робкие попытки немедленно заняться тем, ради чего приехала. Целые сутки они отдыхали, потом снова три дня визитов, вечером выходы в театр…
Словом, к делам Наталья Дмитриевна смогла приступить только в конце мая. Для начала она встретилась с Рабиновичем, с которым и имелись «щекотливые вопросы» у семейства Воронцовых-Дашковых.
Дело оказалось и вправду деликатное. Иван [84] , старший из сыновей Елизаветы Андреевны, прошлой зимой нарушил по невнимательности правила Вексельного устава. Ожерелье ему, видите ли, приглянулось. А наличных не оказалось, только вексель. Он векселем и заплатил. И все бы ничего, но вексель был с записью «платить Ивану Воронцову-Дашкову, не приказу», то есть содержал прямой запрет на дальнейшее индоссирование [85] . А Иван, не обратив внимания, сделал на нем следующую передаточную надпись, что давало повод обвинить его в мошенничестве.
84
Иван осенью того же года умер от холеры.
85
Вексель – ценная бумага и средство платежа. Вексельное право основано на принципе «чего не написано на векселе, то не существует». В частности, при передаче векселя новому владельцу на нем (как правило, на обратной стороне векселя) делается передаточная надпись, иначе называемая индоссамент.
К моменту, когда все это выяснилось, ювелир уже передал вексель «для погашения» этому самому Пересу Рабиновичу по прозвищу Полтора жида, имевшему в Одессе славу финансовой акулы.
Было совершенно ясно, что ловкий адвокат в суде добился бы оправдания Ивана. Но не менее ясно, что обеим сторонам будет лучше, если дело будет улажено мирным путем.
Пообщавшись накоротке с Рабиновичем, Наталья Дмитриевна уяснила, что добивается он вовсе не суда и позора для молодого графа, а благодарности. Причем благодарности не денежной, а некоей услуги. Хотелось ему, чтобы одному американскому еврею разрешили купить некий заводик в Одессе. И расставаться с сомнительными векселями до оказания оной услуги не желал.
Елизавета Андреевна, услышав пожелание Рабиновича, только хмыкнула. Получить разрешение у «милого Ники» и ей, и самому Ивану было, разумеется, нетрудно. Вот только для этого надо было вернуться в столицу, а это планировалось не раньше чем через месяц-полтора. Но могло и затянуться немного.
В результате для Натальи Дмитриевны все решилось самым лучшим образом. Графиня выделила нужную сумму и попросила «милую молодую родственницу» задержаться в Одессе на месяц-другой, чтобы проследить за окончательным разрешением вопроса. Сама же она, увы, вынуждена следовать дальше – в Крым и на Кавказ, инспектируя необъятные владения Воронцовых-Дашковых.
В результате всего этого Наталья Дмитриевна оказалась с некоей суммой денег в апартаментах, снятых в знаменитом доме генеральши Синицыной на ее имя до самого конца лета. Папенька, у которого она письмом испросила разрешения задержаться в Одессе на лето, поначалу поворчал, но узнав, что это вызвано просьбой «самой Елизаветы Андреевны», дал согласие. Впрочем, не преминув прислать письмо на двенадцать листов, в котором напоминал, как ей следует себя вести, чтобы не уронить честь рода. Присланные ему пятьсот рублей – половину суммы, оставленной Елизаветой Андреевной «для достойного проживания и представительства» (ну и в благодарность, не без того), он величественно оставил без комментариев [86] .
86
А мог бы и отметить, сумма была значительная. В то время за эти деньги можно было купить двухэтажный дом в Киеве, например.