Засуетились, задвигали стульями, спешно расплачиваются, направляясь к выходу.

– - А скоро придет почтовый?
– - цепляется за сторожа дама с страдальческим выражением на лице.

– - Опаздывает на четыре часа!
– - непочтительно, с тупым злорадством кидает он на ходу и кричит уже вдали;-- на Ряжск, Тулу, Москву!..

У дамы обиженный вид. С ненавистью глядит вслед удаляющимся счастливцам, что вот сейчас сядут и поедут, куда хотят.

– - Затворяйте, пожалуйста, дверь! Тут -- дети!-- желчно обрушивается на них, поджимает губы и садится с видом невольной покорности затравленного человека.

В наполовину опустевшем зале зажжены яркие калильные фонари в люстрах, лампы на столах, убранных хрусталем, цветами, фруктами. Кое-кто из ожидающих располагается поудобнее на плюшевых диванчиках и дремлет, другие нервно шагают взад-вперед, хмурясь и шумно чиркая спичками. Официанты с равнодушно-тоскливыми лицами движутся бесшумно или стоят у буфета, точно спят с открытыми глазами.

С края за общим столом сидит упитанный старец с библейской, белой, во всю грудь бородою и жирно смазанными, еще совсем темными волосами. Лицо у него разогрето, крошечные плутоватые глазки затуманились. Откинувшись на спинку стула, он благодушно улыбается, время от времени крестясь широким истовым крестом, благоговейно шепча:

– - О, господи! Прости нас, грешных...-- И выпивает при этом рюмочку из поставленного перед ним графинчика, закусывает балыком и икрой.

Дальше, какой-то средних лет, необычайно важный и властный с лакеями, джентльмен, а по речи и манерам коммивояжер-купец из "интеллигентных", угощает офицера сигарами, кофеем и ликерами.

– - Это мне обходится рублей шестьсот, ну и пускай! Зато ведь хор какой! Разве только в Москве такие... Мне преосвященный тогда за обедом и говорит...

Офицер держится холодновато, с большим достоинством, и хотя принимает угощение, но ухитряется делать это так, что становится ясным со стороны: не ему оказывают любезность, а он удостоивает чести случайного компаньона и дорожного знакомого.

– - Господи меня благослови!
– - все крестится и выпивает набожный старичок. Опорожнил графинчик и пальчиком помаячил официанту насчет другого. Потом выразительно помахал платочком, отгоняя табачный дым.

– - Вот стоит по печатному написанное, что курить за столом воспрещается, а промежду прочим, не соблюдают сего,-- кинул как бы в пространство.

Офицер разом обернулся в его сторону.

– - Извините, пожалуйста, мы вас, кажется, беспокоим?-- галантно поклонился, готовясь потушить сигару будто бы.

– - Что вы, господин! Нисколь даже, курите себе, курите!-- не хочет уступить в вежливости польщенный таким тонким обращением деликатного человека: -- Я только к слову, а то что же, помилуйте! Сделайте одолжение...

– - Верно, раскольник! Они всегда так: дыму табачного не выносят, а водку пить с двуперстными крестами -- сколько угодно...-- почти вслух обронил джентльмен гостинодворского пошиба, досадуя, должно быть, что отвлекли внимание собеседника от его повествований о знакомствах с высокими персонами. Правда, офицеру давалось понять о социальном положении его случайного компаньона в совсем не хвастливой форме, а этак вскользь и даже в иронически-снисходительном тоне -- надоело, мол, и нисколько даже не занимает!
– - но, видно, все-таки...

– - Господи благослови!
– - знай старается над вторым графинчиком патриархальный старец, не замечая шпильки.

Впуская клубы морозного воздуха, в зал то и дело входят новые пассажиры. Долго толкутся в дверях, пролезая с картонками и узлами.

– - Затворяйте двери! Как не понимать, что тут дети...-- всякий раз встречает пришельцев нервозная дама.

Одна прибывшая компания оказывается знакомой тому именитому коммерсанту, что угощает офицера. Трое мужчин и дама.

– - А-а, здравствуйте! Вот не узнал!

– - Богатым быть, хе-хе... Милости просим!

Требуется новый запас ликера, шоколад для дамы.

Офицер чуточку отодвинулся и держится в кругу новых, нежданных знакомых с еще более осторожной, слегка высокомерной учтивостью. Похоже, его начинает шокировать это общество, где сразу завязались разговоры о хитро проведенных и, кажется, не совсем чистых сделках с векселями, замаскированно хвастливые повествования о беседе запросто с губернатором, а все это вперемежку с неуклюжими остротами, пошлыми любезностями по адресу дамы, смачными гастрономическими прениями.

– - Докладывают ему, конечно: потомственный почетный гражданин...

– - Нет, вот мне раз привезли осетра -- это была рыбина!

– - Ну, чем удивили, батенька! У меня бывали стерляди с вашего осетра, ей-богу... Во! Аршина полтора!

Совсем уж осовевший благообразный старец разглядывает плакаты по стенам, размышляя вслух:

– - И все жиды, армяне да немцы... Ни одной русской фамилии! О, господи...

– - Но, позвольте! Как это "не дается", когда я даже и подписываюсь всегда потомственным почетным гражданином?