– В это время года я особенно скучаю по горам, – произнес Чиро. – А ты?

– Река Во серебрится, а склоны из ярко-зеленых становятся бурыми.

– Как полагаешь, кто-нибудь еще, кроме нас, думает о струях Во?

– Они считают, что Гудзон великолепен. Но он кажется красивым только не видевшим горных потоков. Ничего не могу поделать, я все здесь сравниваю с тем, что осталось дома.

– Как твоя семья?

– Все еще в горах. А папа нашел работу в Калифорнии. Как твой брат?

– Он в семинарии в Риме.

– Священник в семье! Это благословение.

– Ты так думаешь? Я бы предпочел, чтобы он был здесь, в Америке, со мной. Но это его призвание, потому я смирился.

Энца бросила взгляд на уходящие вдаль крыши. Она была так счастлива в эту минуту, на старой скамейке, когда Чиро совсем рядом. Столько лет она гадала, как это будет, и теперь знала точно. Она хотела бы, чтобы это мгновение длилось всю оставшуюся жизнь.

Казалось, будто Чиро прочитал ее мысли.

– Мир так тесен, правда? Ты снова нашла меня.

– Это было нетрудно. Просто гуляла по Малберри-стрит.

– Знаю, знаю. Это случайность. Но существуют ли случайности? Может, судьба определяет время и место и саму возможность?

– Ты говоришь не как ученик сапожника, а как Плутарх.

– Незнаком с ним. Я читал Челлини.

– Автобиографию Бенвенуто Челлини? – спросила Энца.

– Ты ее знаешь?

– Читала в горах. Мне ее давал учитель. Думал, что я вырасту и стану художницей.

– И как?

– Ну, на фабрике много творческой работы, – улыбнулась Энца. – И у сапожника тоже.

– Мне далеко до Челлини, – смущенно заметил Чиро.

– Но я готова спорить, что как человек ты куда лучше. Челлини ужасно обращался с женой и детьми. Он был ревнив, калечил и убивал налево и направо, практически изобрел вендетту. Так что лучше прекращай говорить со мной и удели внимание Майской Королеве, не то увидим, как старые сицилийские проклятия падают вокруг, словно ленты серпантина.

Чиро рассмеялся.

– Мне нравится твоя шляпка.

– Еще бы!

Вскоре небо над Маленькой Италией засверкало фейерверками, на фоне лиловой полосы заката расцветали вспышки голубого, желтого и розового. Чиро и Энца присоединились к остальным. Энца пила шампанское и грызла бискотти в компании женщин, Чиро курил с Ремо и Луиджи. Все они наблюдали, как над головой разлетаются яркие брызги и как повсюду, насколько хватает глаз, взрываются цветные звезды.

И лишь Энца, разок глянув на фейерверк, вернулась к созерцанию Чиро, словно пытаясь запомнить его в мельчайших подробностях. В какого красивого мужчину он обратился! Неудивительно, что девушки Маленькой Италии так стремятся за него замуж. Под конец фейерверка красок стало еще больше, выстрелы еще мощнее, Маленькую Италию сотрясал грохот. И вдруг все стихло.

– Вот это представление! – сказала Карла, допивая залпом шампанское.

Энца подошла к хозяевам:

– Благодарю вас за потрясающий вечер.

Затем попрощалась с Феличитой, Паппиной и Луиджи.

Энца помнила: очень важно уйти с вечеринки вовремя, это такой же признак хорошего тона, как и не опоздать к началу. Она поймала правильный момент – еще до того, как наступит неловкость, до того, как гости разделятся и решится, кто с кем идет. Убирать на крыше было особенно нечего, бокалы уже составили на поднос, а печенье съели. Самое время распрощаться.

– Дамы, я провожу вас к выходу, – сказал Чиро, спускаясь по лестнице вслед за Энцой и Лаурой.

Они прошли сквозь темные комнаты и лавку. У двери Энца обернулась и спросила:

– Где ты живешь?

– Я покажу тебе.

– Подожду вас здесь. – Лаура озабоченно принялась рыться в сумочке, отыскивая перчатки.

Чиро взял Энцу за руку и повел в заднюю часть лавки. Он отдернул занавеску и показал койку, раковину, зеркало, стул – свой уголок в этом мире.

– Идеальный порядок. Монахини могли бы тобой гордиться, – сказала Энца.

– Ты еще не видела самое лучшее, – сказал он, отодвигая портьеру и открывая дверь в сад.

Энца вышла с ним наружу.

Где-то играл аккордеон, с крылечек и из соседних дворов доносились взрывы смеха и гудение разговоров. Прохладный ночной воздух пах сливочной карамелью и дымком сигарет. Серые облака дыма от последних фейерверков переваливались через зубчатые крыши Маленькой Италии, а полная луна еле пробивалась сквозь этот туман, чтобы осветить сад.

– У тебя есть дерево! – воскликнула Энца.