– Глупая скотина!

– Госпожа, позвольте ему освоиться, он же еще час назад был совсем в другом месте… – кланялся сопровождающий коня пустынник.

Галия метнула на слугу раздраженный взгляд и ушла, подобрав подол непригодившейся амазонки, а я все стояла, обнимая жердь ограды. Если бы конь не был таким дорогим, красотка, даже не моргнув глазом, начала бы его ломать, а так… Пороть животное стоимостью в небольшой городок – глупо, в конце концов, в хозяйстве есть маг-менталист.

Сибилл не торопился, конь так же истерично ржал, не понимая, где он, как здесь оказался, и видя врага в каждом пытавшемся приблизиться человеке. Конюхи приготовили лассо, но не лезли, дожидаясь прямого приказа, и переговаривались, планируя, как лучше обездвижить жеребца. Коня было жалко. Я только представила, как это гордое животное будет лежать в стылой грязи, дожидаясь мага, и горло сжало, казалось, давно забытое удушье. Вспомнила себя – беспомощную, беззащитную перед тычками и пинками на княжеской кухне.

– Успокойся, милый! Все будет хорошо! – шептала я коню. – Тебя никто не обидит, честное слово!

Краем глаза я заметила какой-то странный отблеск. Покосилась на нагревшийся браслет – ничего. Отвернулась – и снова неяркое свечение, даже нет, марево, как от очага в залитой солнцем комнате.

Сначала ко мне слетел голубь. Толстый, наглый похожий на курицу сизарь загулил, усаживаясь мне на плечо.

– Хэй! Брысь, – столкнула я птицу.

Голубь спорхнул, сделал круг и снова вернулся. Зачирикали под ногами воробьи, забыв об измочаленной хлебной корке. Каркнул ворон, попытавшийся угнездиться у меня на голове.

– Кыш! Кыш отсюда!

Конюхи отвлеклись от коня, засмеялись, показывая на меня пальцем. Я размахивала руками, как ветряная мельница, а птицы все прибывали. Клесты, синицы, галки… И откуда их столько?! Придерживая шапку, я побежала к замку. Оббегать леваду было долго, и, убедившись, что жеребец пустынников роет копытом землю в другом конце огражденной территории, решила срезать. Птицы черной стаей кружились над головой, оглушая криками.

– Бегите! – заорал кто-то. – К ограде! Скорее!

Желтогрудая синица царапнула коготками лицо, когда я обернулась на крик. Оберегая глаза, я отбросила птицу и вдруг поняла, что сама лечу, сбитая сильным толчком. Охнула, когда падение вышибло воздух из легких, покатилась по земле. Перевернулась на живот, поднимаясь на четвереньки, и застыла, уткнувшись взглядом в огромные копыта. Длинная золотистая грива жеребца свешивалась почти до земли, конь тряхнул ею, раздувая ноздри. Я пыталась отползти, но он придавил копытом мою штанину. Гневно заржал, прогоняя птиц, щелкнул зубами – я аж зажмурилась – на особо наглого воробья. Обнюхал меня и толкнул мордой в плечо.

Я осторожно погладила нос. Осмелев, потрепала уши.

– Пусти, – попросила я, дергая штанину.

Конь приподнял ногу, и я вздрогнула, сообразив, что бы было, опусти он копыто чуть-чуть левее. Потом глупо хихикнула, представив двух хромоножек – меня и Тима, подпирающих друг друга, и, держась за уздечку, встала.

Жеребец был невысок, совсем не то чудовище, на котором ездил Йарра.

– Какой ты славный, – погладила я его по крупу. – И совсем мокрый, тебя растереть нужно, а то простудишься. Давай я тебя в стойло отведу?

Конь подумал, поупирался, но, когда уздечка натянулась, пошел за мной. Птицы следовали почетным эскортом, конюхи провожали нас вытаращенными глазами. Ой, что будет, когда Тимар узнает…

Конь ни в какую не хотел меня отпускать.

Я растерла его жгутом, скрученным из сена, пустынник, единственный, кто осмелился подойти ближе, чем на двадцать локтей, перебросил через дверку стойла попону.

– Его зовут Халле, госпожа, – с сильным акцентом сказал мужчина в пестром халате. – На вашем языке это значит Родник.

Я поблагодарила его кивком – конь нервничал, стоило мне от него отвлечься, смешно закрывал собой выход, лишь бы я не ушла. Освобождать меня пришла делегация во главе с перепуганным Тимаром и невозмутимым Сибиллом.

– Как ты это сделала? – спросил усыпивший коня и разогнавший птиц воздушным толчком маг.

Я неопределенно пожала плечами, мечтая побыстрее оказаться в своей комнате и втереть в обожженную браслетом руку заживляющую мазь.

– Не знаю, оно само. Я просто почувствовала, что могу его успокоить, а потом меня просто несло, остановиться я не смогла.

– Опиши свои ощущения, – приказал размашисто шагающий маг. Его сапоги оставляли четкие следы на свежевыпавшем снеге.

– Боль, жжение браслета. Потом тепло… Вот здесь, – прижала я руку к солнечному сплетению. – И радужный ореол вокруг руки.

– С Джайром ты то же самое провернула? – обернулся Сибилл.

– Нет! Я тогда сняла браслет…

– Дура, – бросил маг. – Руку дай.

Змееглазый осмотрел мои кандалы, как я в шутку называла браслет, постучал по нему ногтем.

– Тимар, я возьму ее с собой в лабораторию, хочу понять, как она обошла ограничения артефакта… Не переживай, не съем, – хмыкнул маг. – Я смотрю, ты прямо вжился в образ брата.