– Тим, а ты не думаешь, что это может быть моим шансом? Если граф вкладывается в меня, значит, будет беречь, значит, я стану не просто разменной монетой… – повторила я часто слышимые от Тимара слова.

– Вкладывается? – хмыкнул парень. – Это я в тебя вкладываться буду, а он даже медного гроша еще не потратил. А вот спросит с нас на сотню золотых. Ты завтракала?

– Нет, – помотала головой я.

– Тогда поешь и начинай собирать вещи, будешь жить со мной. Покои управляющего гораздо больше моих старых комнат.

– Хорошо, я только в часовню забегу, – чмокнула я Тима в щеку.

– Да уж… Мне тоже зайти не помешает. Да! Стой, отдашь это главному повару, – сунул мне брат листок с «диетой».

Я была ребенком, наивным ребенком, который, несмотря ни на что, продолжал верить в чудеса. Чем, как не чудом Анары, объяснить то, что мой план, глупый и топорный, сработал? То, что меня за него наградили? Позволили, даже нет, приказали учиться? Мне, пусть и признанному, но смеску, – полукровкам издревле не светило ничего, кроме роли мастеровых, служанок и наложниц, вторых жен.

Я не знала, что после перенесенной в детстве болезни Куколка бесплодна, и, желая выдать ее за Йарру, князь собирался просто присоединить к себе его земли. Я не знала, что Анара иногда помогает даже тем, кого не любит, – просто для того, чтобы окунуть в еще большую лужу дерьма. Я не знала о планах графа на меня и честно собиралась приложить все силы, чтобы его не разочаровать.

Я ничего не знала и искренне благодарила богов, согревая их свечами…

То, что обрадовалась зря, я в полной мере прочувствовала через неделю, когда граф уехал на острова, а Тимар полностью разобрался с обязанностями управляющего.

– Вставай.

– Не хочу-у-у…

– Подъем!

– Ну еще минуточку, – попыталась я натянуть одеяло на голову.

– Лира, у меня нет времени тебя уговаривать!

– Угу… – протянула я, переворачиваясь на другой бок. – А-а-а! Ты умом рехнулся?! – взвизгнула я, сбрасывая разом промокшее от опрокинутого надо мной кувшина одеяло.

– В следующий раз из таза оболью. Одевайся, умывайся, – отвратительно бодрый Тим сортировал документы – часть в стол, под запирающее заклинание, часть с собой, – и на пробежку.

– Че-го? – вытаращилась я. – Какая пробежка, шесть утра!

Парень захихикал.

– Ты на полярную сову похожа. Глаза, как блюдца.

– На себя посмотри, сыч, – проворчала я, вытираясь после «душа».

Жили мы, к слову, теперь вместе. Тимар занял комнаты управляющего и, разделив ширмой спальню, отдал половину мне. Чтоб на глазах была. А чердак теперь охраняли двое солдат, пообещавшие надрать мне уши, если увидят на галерее.

– Зачем так рано? – повторила я.

– Затем, что после восьми я буду занят. Потому сейчас пробежка, потом завтрак, уроки, обед, уроки, – перечислял он, с садистским удовольствием глядя на мое вытягивающееся лицо, – вечером, перед ужином, верховая езда.

– За что ты меня так не любишь? – провыла я, как заправская баньши.

– Вредная ты, вот и не люблю, – щелкнул меня по носу брат. – Не снимала бы браслет – и не было бы ничего. Помнится, недавно ты радовалась возможности учиться.

Уел. И ответить нечего.

Этот день я запомнила как череду насмешек, которыми щедро, как из рога изобилия, сыпал Тим.

К четвертому кругу по турнирному полю у меня не осталось сил даже ругаться. Устала как собака. И если бы Тимар не выбрал единственно правильный способ стимулирования – подначивая и язвя, – я бы рухнула еще на втором.

– Ну чего ты, как старая кобыла, которую на скотобойню тащат? Давай, раз-два, левой-правой, полторы лиги осталось!.. И живее, живее! – подопнул он меня под зад, когда я заходила на последний круг. – Во, глазки засверкали! Пошла-пошла-пошла!

Сам он сидел на траве, зарывшись в бумаги. Вроде даже не смотрел на меня, задумчиво почесывая за ухом кончиком пера, но стоило замедлить шаг, как доносилось:

– Я все вижу! Хочешь еще один круг?

Добегала, точнее, доползала, я на чистом упрямстве. Увидела вожделенный столб, на котором раньше висели флаги, а теперь он служил для лазания вверх, и рухнула на протоптанную солдатами дорогу. Желудок противно сводило, в боку кололо, ноги, отвыкшие от бега, просто горели. Хорошо, поесть не успела, иначе наизнанку бы вывернуло.

Тим собрал бумаги в папку, протянул мне руку, помогая подняться.

– Ничего, это поначалу сложно, привыкнешь.

Или сдохну.

Стоя под прохладными струями воды, я впервые подумала, что Тимар, возможно, был прав. Лучше бы я не высовывалась…

За завтраком я в этом убедилась.

– Это что? – подозрительно уставилась я на поднос, уставленный плошками, мисочками, горшочками, накрытыми островерхими крышками.

– Это завтрак, – обрадовал меня Тим.

– Э-э-э…

– Привыкай есть как человек, – скомандовал Тимар. – Сядь ровно. Салфетку на колени. Добавь в кашу мед, фрукты, масло – что хочешь. Разными ложками! Хорошо, – кивнул он. – Приятного аппетита.