Сыночек пребывал в спортивном лагере от секции баскетбола в посёлке Вырица и, чтобы его навестить, я с радостью ухватился в обществе «Знание» за путёвку в Дом отдыха медицинских работников. Путь туда был не близкий. До Вырицы полтора часа еды. Но с детства, проехав сотни километров с отцом на его грузовике, я любил дорогу.

Жигули плавно прыгали на колдобинах и давали время поразмышлять в пути о том и сём. Я, конечно, понимал, что денег не хватает тому, у кого ненасытный рот, слишком большие запросы. Но уменьшать их, эти запросы, я и сам не хотел. А уж говорить о запросах жены и тёщи совершенно излишне. Тем более, что всё удачно складывалось. Доцентская должность в Театральном институте позволяла подработать на съёмках и на лекциях просветительского общества «Знание». Тариф у доцента здесь был приличный, а смазливенькие инструкторши популярным лекторам выдавали по две путёвки за одну лекцию, а это за месяц прилично набегало, если раз в неделю выступить перед трудящимися. А если два раза в неделю в обеденный перерыв посетить предприятия советской промышленности и науки, то двести рублей можно получить, как с куста. Деньги не малые. Конечно, пережить стресс при выступлении в цеху завода перед двумя сотнями рабочих, жующих бутерброды в обеденный перерыв, сможет не каждый. Я мог. Терпел, но мог.

Пристрастился к этой пагубной страсти я ещё в аспирантские годы, когда каждая копейка была на счету. Потом втянулся, нашёл лазейки, когда можно было расслабиться и «проплыть на спине». Советское правительство и коммунистическая партия, видимо, по своей близорукости хотели, чтобы народ был образованным, начитанным и сознательным. Поэтому через лекторов общества «Знание» внедрял в умы людей различную полезную информацию во время обеденных перерывов. Вообще-то нужно было проводить лекции после работы, но реалисты искали компромисс и совмещали приятное с полезным во время обеденного перерыва. Когда приходил специалист по международному положению СССР рабочие торопились в туалет. А если лекция была интересной, то все цеха огромного завода приглашали этого лектора по многу раз. Не было разницы в оплате выступлений перед десятком швей в ателье верхней одежды на Литейном проспекте и лекции в горячем цеху Кировского завода перед жующими кузнецами и токарями. Тут уж всё зависело от инструкторши, с которой приходилось работать. Она подбирала и предлагала выгодные предприятия и институты. Но по молодости мне даже было интересно посмотреть на сталеваров, тяжёлой участи которых мне самому удалось счастливо избежать. Я рассказывал рабочим о здоровом образе жизни, о вреде курения и алкоголя, о лечебной физкультуре, а когда они совсем засыпали от бессмысленной агитации, то начинал рассказывать о своей работе с актёрами в кино. Тут было важно вовремя закончить рассказ и свалить домой, пока тёмные, забитые бытовыми проблемами, строители коммунизма не вырвали из моих рук иллюстрации и фотографии с Мишей Боярским или с Васей Ливановым. Да мне не жалко было бы подарить девушкам десятка два открыток, но их не было в продаже. Тупые и ленивые чинуши не заботились о рекламе наших артистов. А что оставалось в голове трудящихся от этих лекций и к чему это в итоге приведёт, было известно только Богу. Но отвлекало граждан от насущных проблем сильно. Так в 1917 ленинские агитаторы весь российский народ взбаламутили. Уж очень он доверчивый и на чужие россказни падкий. Своего ума маловато. А то и совсем нет.

Навестив сынулю и прогулявшись с ним вдоль Оредежа до церкви Божией матери «Казанская», где молился в детстве за своих родителей, я пришёл в дом отдыха. Было четыре часа пополудни и отдыхающие мирно спали после обеда. Массовик-затейница с огромной халой рыжих волос на голове разрешила мне погулять часок за территорией и познакомила меня со вторым лектором, приехавшим для выступления в их клубе.

— Василий Палыч Соловьёв-Седой — протянул мне руку благообразный старичок.

— Николай Николаевич Ващилин — промямлил я непривычно долгий титул.

— Постойте, постойте. Это не ваш папа служит в ГУВД, генерал Ващинин.

— Моя фамилия Ващилин. А Генерал Ващинин совсем не мой папа. Чей-то другой.

Василий Палыч звонко рассмеялся и узнав, что я каскадёр с Ленфильма начал рассказывать мне о своих песнях. Знал я их плохо. Кроме «Подмосковных вечеров», которыми мне в детстве прожужжали все уши, я ничего и не знал.

Когда мы вышли за ограду Дома отдыха, Василия Павловича осенила какая-то свежая идея и он потащил меня в свою «Победу».

— Поедем на станцию, дёрнем по пивку.

— Не я не пью, я за рулём.

— Ну как знаешь — не стал терять время на уговоры Василий Палыч и нырнул в свою машину. Его шофёр плавно отъехал в сторону станционного буфета, предусмотрительно уточнив у меня время начала встречи со зрителями.

Полногрудая, загорелая массовичка, понимая, что Василий Палыч задерживается, вывела меня на сцену первым. Народу в зале было совсем немного. Пытаясь разбудить в зрителях интерес, я почти кричал о самых ярких моментах своей кинематографической жизни, делая акцент на известных фамилиях типа Никита Михалков, Владимир Высоцкий, Андрей Миронов. Не ниже. Народ оказался балованный. Хотели не слушать фамилии, а видеть их живьём. Меня, как их представителя, не воспринимали. К концу первого часа в заполненном зале начался ропот. Рыжеволосая массовичка, понимая, что я проваливаюсь, судорожно искала за кулисами Василия Павловича. Уж он-то не подведёт. Народ его любит. Я всё время вертел головой в ожидании избавления от позора и плёл небылицы, сразившие бы наповал кого угодно, но отдыхающих советских медработников, вдевших по сто грамм водки с пивом, они не брали.

Увидев краем глаза, как массовичка выталкивает на сцену подоспевшего Соловьёва-Седого, я начал кланяться, шаркать набойками и выкатился со сцены колесом. Теребя пыльный бархатный занавес, я мечтал о том, как я потрачу чудом свалившиеся на мою дурную голову деньги. Нужно было купить себе новые туфли и сменить эти, со слоёным пирогом запасных подмёток, жена второй год ждала демисезонное пальто, перепрыгивая по первому морозцу из протёртого плаща в побитую молью шубку, а дети просили купить к зиме китайские комбинезоны, как у Вити Ладвищенко. В них так удобно кататься на снежной горке! В конце месяца в ДЛТ такие «давали».

Мою осторожную просьбу рассчитаться со мной и подписать путёвки тётя с халой пропустила мимо ушей, не отрывая глаз от сцены, на которой молча застыл Василий Палыч. Зал ждал «Подмосковных вечеров», затаив дыхание. Василий Палыч угрожающе резко сделал шаг к оркестровой яме и что-то глухо промычал. Ожидание песни затянулось. Рояль сиротливо стоял в центре сцены с открытым «ртом». Василий Палыч слегка прогнулся и шумно набрал воздух в лёгкие. Массовичка дрожала, заламывая руки. Напряжённая тишина зала ждала первых звуков любимой песни. Наклоняясь вперёд и нависая над ямой, Василий Палыч громко изрёк

— Щас я вас всех абассу!

И взмахнув пару раз своими крылышками, полетел в оркестровую яму вперёд головой.

Кончаловский

Андрей Кончаловский. Фамилию эту я узнал, посмотрев фильм «Дворянское гнездо». Фильм прелестный, тургеневский, русский. Изумительный, но очень короткий финал с убегающей в поле девочкой. Хотелось смотреть на это цветущее поле, бегущую по нему маленькую девочку в веночке из полевых трав долго, долго. Пока не вспомнишь маму, бабушку, дедушку и пока не наговоришься с ними вдоволь. Более щемящей моё сердце образа я не видел за всю свою жизнь. Вновь я обрел надежду в поисках мастера. Как подобраться к Кончаловскому, я не знал. Распорядилась судьба.