Брачная жизнь у болгар начиналась, как правило, в доме отца молодого или его прародителей, если семья была сложной. С выделом создавшейся семейной ячейки обычно не торопились по экономическим соображениям и в силу устоявшейся традиции. Супруги могли прожить в родительской семье мужа и до конца своей жизни, если он был членом задруги, которая делилась путем сегментации.

При отсутствии в семье сыновей одна из дочерей после замужества оставалась в родительском доме. Зять-примак (зет на къща, зет на привод и др.) как бы замещал сына в функции продолжения рода тестя: принимал его фамильное имя, исполнял обычаи его семьи, в том числе и символизирующие принадлежность к данной семейно-родственной линии (наречение детей именами тестя, тещи и их родни, чествование дня покровителя исполнение ритуальных обетов и т. п.). Но положение примака в семье и обществе было ниже, чем у женатого сына, а жена его, напротив, чувствовала себя самостоятельнее. В примаки шли обычно бедняки или переселенцы, не имевшие родни на новом месте, репутация которой считалась вернейшей гарантией репутации жениха.{373}

Характер брачного союза несет в себе черты семейной организации и развивается в русле общих с ней тенденций. Условия заключения брака как важнейшего события в жизни семей, из которых происходят молодые, фокусируют многие особенности внутрисемейных отношений, систему ценностей семьи, ее этикет и пр. А поскольку семья всегда — хотя и в разной степени на разных этапах общественного развития — является открытой подсистемой общества, способы заключения брака в известной степени зависят и от характера связи семьи со средой непосредственного общения, от ее положения в обществе в целом.

Крестьянская семья болгар в прошлом была производственной, а также социальной микроячейкой с развитой функцией социализации человека. Главным образом в ее рамках происходило воспитание в детском и юношеском возрасте, получение трудовых навыков на основе опыта старших. Велика была роль семьи в материальном обеспечении жизненного опыта для ее молодых членов: сыновья наследовали землю, скот, рабочий инвентарь и обеспечивались жильем; дочерям выдавалось приданое, состоявшее из одежды и вещей для обзаведения дома. Разница в материальном обеспечении сыновей и дочерей объяснялась правилом наследования средств производства по мужской линии, а оно, в свою очередь, вытекало из основного вклада мужчин в хозяйство семьи. Из понятия о пользовании землей как основания для владения ею, что характерно для докапиталистических отношений собственности,{374} вытекало представление о том, что земля — достояние всей семьи, точнее, ее мужской части. Земля, по обычаю, наследовалась последовательно по поколениям, в каждом поровну между братьями. Из семьи выделялись лишь женатые, обычно уже имевшие детей, в порядке их старшинства.{375} Таким образом, брак как необходимая ступень в жизни человека имел реальную материальную основу.

Иерархия женской половины семьи также основывалась на поколенно-возрастном членении, но любая женщина одного родственного ранга с мужчиной социально была ниже его. Костяком внутренней структуры семьи выступал мужской линидж. Мужчины же представляли семью (в лице ее главы) перед внешним миром.

В производственной и общественной жизни семья была связана с сельской общностью, хотя собственно общинные связи уже разрушались. Слабооснащенное хозяйство периодически нуждалось в помощи коллектива в труде и в быту. Семья находилась также в кругу родственных связей: по мужской линии они основывались на наследовании недвижимости, родового имени, культурных символов семейно-родственной общности, на трудовой и иной взаимопомощи; по женской — на духовной поддержке и также на взаимопомощи в труде (более в домашнем), в подготовке к семейным торжествам и т. д. Неудивительно, что родственники и соседи принимали активное участие в празднично-обрядовой жизни семьи.

Личность в крестьянской семье исследуемого периода находилась еще в процессе становления и была опутана в правах и в поведении множеством ограничений, за исполнением которых следили не только старшие в семье, но и родня и все село. Семейная жизнь находилась под неусыпным контролем села.

Эти традиционные черты болгарской крестьянской семьи, унаследованные от феодального периода, с развитием капитализма стушевывались и видоизменялись. Корпоративность семейной структуры постепенно расшатывалась. Ведущую роль в этом играло формирование в семье частнособственнических отношений. В целом филогенетическое развитие семьи шло от сложных форм к простым, а ее внутренняя организация — от полной подчиненности индивида интересам семьи и обусловленности его положения в семье уровнем поколения, относительным возрастом и полом ко все большему значению имущественного состояния и положения человека в обществе, к формированию межличностных отношений вместо групповых. Этот процесс в рамках исследуемого периода не вполне завершился. Множество переходных форм семьи и вариантов семейных отношений существовало синхронно, подчас в одном и том же районе и даже селе. Правда, можно выделить ареалы преобладания семьи того или иного типа.{376} В противоположность этому обычаи заключения брака были сходными сплошь на определенных территориях, ориентируясь на устоявшийся, а не на авангардный тип семейных отношений. В обрядности прослеживались и архаические стадии развития семьи.

Уменьшение численного и поколенного состава семьи не мешало отдельно жившим родственникам молодоженов исполнять центральные роли в свадебном ритуале. Детность в семьях любого состава оставалась высокой, братья и сестры, как и встарь, были в числе главных участников обрядов заключения брака.

В условиях товарно-денежного хозяйства развитие индивидуального начала носило противоречивый характер. Глава сложной семьи становился фактическим распорядителем семейной собственности уже не только по закону, но и нарушая обычное право. Он старался удержать сыновей при себе, у сыновей уже усилилось стремление к выделу, стимулируемое возможностью личного приобретения имущества и денег. На этих противоречиях складывался авторитарный строй сложных семей, утверждалась зависимость детей от воли отца в семьях любого состава. Все это облекалось в форму этических норм межпоколенных взаимоотношений: послушание родителям, «неприличие» проявления сыновьями инициативы, в том числе и в устройстве своей семейной жизни, и пр.{377}

Положение крестьянских женщин в семье изменялось значительно медленнее, ибо для этого не было достаточных ни внешних (в обществе), ни внутренних импульсов. Домашний быт оставался прежним. В семье сохранялось разделение труда и сфер интересов между полами. Женщина продолжала быть основной хранительницей культурно-бытовых традиций, играть организующую роль в проведении многих семейных обрядов. Но в простых семьях (а их к концу XIX в. было уже большинство) индивидуальность женщины могла проявляться больше, чем в сложных, так как она освобождалась от послушания свекру и свекрови, деверьям и старшим снохам, больше участвовала в сельскохозяйственном труде и могла поэтому оказывать большее влияние на мужа. Жены отходников (а этот промысел был широко развит в Болгарии) в отсутствие мужей по нескольку месяцев руководили хозяйством, осуществляли необходимые контакты с окружением семьи. Все более распространяется (чаще у зажиточных) выдача дочери в приданое недвижимости, но это обычно небольшой участок огорода, виноградника. В целом неравноправие мужчины и женщины сохранялось, продолжали бытовать многие стереотипы внутрисемейных отношений.{378}

Семейный строй оказывал сильное влияние на условия и обычаи брачного выбора. В задругах Северо-Западной Болгарии санкцию на брак давал домовладыка — дед, прадед, старший дядя. По некоторым сведениям из восточных областей страны, в сложных семьях вопросы заключения брака выносились на семейные советы.{379} Но большая часть источников конца XIX — начала XX в. указывает на решающую роль родителей (точнее — отца при совещательном голосе матери) в выборе брачных партнеров для детей, что соответствует наибольшему распространению в это время двухпоколенных семей, а также растущей самостоятельности семейных ячеек в составе больших.{380} В районах развитого ремесла и отходничества, где молодые люди не безраздельно зависели от отцовского наследства, отмечаются случаи отказа от женитьбы на нелюбимых девушках.{381} Но материальная зависимость от родителей и здесь имелась, получение наследства было весьма желательно, а отцы все чаще нарушали старый обычай непременного и равного распределения его между сыновьями, наказывая тем за непослушание. Само заключение брака всюду по традиции было связано с немалыми расходами, которые под силу были лишь родителям молодых, да и те подчас залезали в долги. Это — обильные угощения на этапах свадебной церемонии, свадебные дары, которыми обменивались семьи молодых. В исследуемый период имел еще распространение архаический обычай брачного выкупа, так называемое отцовское право (прид, баба-хакъ, агърлък). Правда, он обнаруживал тенденцию к перерождению в подарки родителям невесты от семьи жениха — обычно обуви ремесленного производства. Больше брачный выкуп сохранялся в Западной и Южной Болгарии, где имел нормативную силу: при его несоблюдении брак расстраивался. Смысл выкупа заключался в компенсации семье девушки за утрату в ее лице работницы.{382} Прибавим к этому, что послушание родителям было господствующей этической нормой, поддерживаемой обществом.