Шрифт:
– Хотите поговорить на эту тему, господин Сандерсон? Ну что же, прекрасно. Мы оба любим женщин, но я не перехожу границ приличия, не нарушаю закон.
В студии установилась тишина.
– На что вы намекаете? – удивился я.
– Хочу кое-что уточнить, господин Сандерсон. Сегодня утром я получил послание…
Он поднял руку.
– Можно вывести на экран фотографию?
Я взглянул на лицо женщины, и кровь мгновенно отхлынула от головы. Я смотрел не отрываясь и не понимал, что происходит.
– Хотел спросить, знакома ли вам эта девушка, но ваша реакция вполне красноречива. Так что необходимость отпадает, – с издевкой в голосе произнес Мур.
– К чему вы ведете? – бесцветным голосом спросил я.
– Это Карла Анчелотти, – проигнорировав мой вопрос, объяснил зрителям журналист.
Карла, моя итальянская бегунья, таинственная подруга на один вечер. Я был потрясен: передо мной разверзлась пропасть, и отступать некуда.
– Вы с ней знакомы, не так ли? У вас было… небольшое приключение, насколько мне известно.
– Я не намерен отвечать на подобные вопросы.
– Дело ваше, это ничего не меняет – мадемуазель Анчелотти уже все объяснила. Она утверждает, что вы соблазнили ее на Сардинии.
Зачем Карла это сделала? Кому она рассказала? Бред какой-то… Я назвался другим именем, как же всплыло настоящее?
– Она вольна заявлять что хочет. Допустим, мы действительно познакомились на Сардинии, но в чем проблема?
Голос у меня дрожал, я плохо себя контролировал и понимал, что мое замешательство видят миллионы телезрителей.
– А проблема в том, господин Сандерсон, что Карла… несовершеннолетняя.
Слово прозвучало, как пощечина. В студии воцарилась мертвая тишина.
– Вы ведь знаете, что закон запрещает вступать в сексуальные отношения с несовершеннолетними?
Раздался свист.
Я бросил затравленный взгляд в сторону кулис и увидел, что Нэйтан и Сэнди о чем-то бурно беседуют с девушкой режиссером.
– Вы не полицейский, не судья и не знаете, что между нами произошло.
– Верно. Я получил досье прямо перед началом передачи. Там были еще фотографии – куда более… выразительные, но я решил не показывать их. Мне известно, что полиция получила точно такие же одновременно со мной и очень скоро вас вызовут для дачи объяснений. Если факты подтвердятся – а они подтвердятся, судя по содержимому досье! – публика поймет, что вы – двуличный обманщик, и наконец узнает, кем на самом деле является автор, проповедующий в своих романах «добрые чувства и истинные ценности». Ведь это ключевой вопрос: кто он такой, этот писатель, взявший на себя роль ментора? Приличный человек? Маркетинговая пустышка? Тип без чести и совести? Соблазнитель читательниц, пользующийся их юным возрастом и наивностью?
– Возможно, этот человек грешник, – ответил я, надеясь, что зрители расслышали искренность в моем голосе. – Возможно… Но теперь я точно знаю, кто вы такой. Человек, который, не имея доказательств, вываливает на головы миллионов телезрителей непроверенные факты. И заметьте – вовсе не для того, чтобы, как вы утверждаете, разоблачить обманщика. Вы просто хотели устроить скандал и сыграть роль благородного борца за идею. Вы чувствуете собственную ничтожность и нападаете на людей, которые много работали, чтобы стать знаменитыми. Возвыситься вы можете, только пройдя по их трупам.
Мои слова прозвучали в тяжелой, гнетущей тишине.
– Это ваше мнение, – подал реплику Мур, слегка растерявшийся, но очень довольный тем, что все-таки «достал» меня.
Джек Лерман – ему было явно не по себе – взял микрофон и закончил передачу.
Первым, что я увидел, уйдя с площадки, было перекошенное от ужаса лицо Сэнди. Она попыталась было что-то сказать, но не нашла слов и только головой встряхнула, как будто хотела прогнать наваждение.
Стоявший у нее за спиной Нэйтан сохранял невозмутимость. Он похлопал меня по плечу и сказал:
– Легавые уже здесь. Я пообещал, что привезу тебя, как только все закончится. Иначе они задержали бы тебя на глазах у журналистов.
Мы пошли по коридорам студии, Нэйтан придерживал меня за рукав, словно боялся, что я сбегу.
Нас догнал Джек Лерман.
– Мне очень жаль…
– Нет, тебе совсем не жаль, двуличный мерзавец! – громоподобным голосом перебил его Нэйтан. – Ты очень счастлив. Социальные сети наверняка уже бурлят, завтра все каналы покажут кадры твоей сраной передачи.
– Я не знал, что…
– Ты не знал, что затеял твой гестаповец? Какой же ты после этого профессионал?
Нэйтан ткнул перепуганного ведущего пальцем в грудь.
– Хочешь, скажу, что будет дальше? Как только все разъяснится, я подам в суд – на тебя и твоих шутов гороховых. И приложу максимум усилий, чтобы разрушить твою репутацию. Я знаю, как превратить никому не известного человека в звезду, и я безжалостен к врагам.
Оставив изумленного телевизионщика осмысливать угрозу, он догнал меня и спросил: