«С первого взгляда наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых потом не забудешь. В позе, в жестах, сопровождающих его речь, была сдержанность светского, благовоспитанного человека. Лучше всего, по-моему, напоминает его гравюра Уткина с портрета Кипренского. Во всех других копиях у него глаза сделаны слишком открытыми, почти выпуклыми, нос выдающимся - это неверно. У него было небольшое лицо и прекрасная, пропорциональная лицу, голова, с негустыми, кудрявыми волосами».

Собираясь на эту встречу, Пушкин писал 27 сентября жене: «Сегодня еду слушать Давыдова... но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса (его большого друга, партизана и поэта.
–  А. Г.), - не охотник - а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие».

После посещения университета Пушкин делился своими впечатлениями в письме к На талъе Николаевне: «На днях был я приглашен Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке). А тут разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слезы умиления».

* * *

Закончив дела, Пушкин, после трехнедельного пребывания в Москве, снова вернулся 13 октября 1832 года в Петербург.

Близилась зима, но она не радовала поэта. Наталья Николаевна, увлекаясь балами, все больше и больше втягивалась в светский круг столицы. Необходимость сопровождать ее отвлекала Пушкина от работы.

«Блестящий свет и ветреное и рассеянное существование» - так охарактеризовал Пушкин тогдашнюю обстановку своей жизни и в конце февраля писал Нащокину: «Жизнь моя в Петербурге ни то ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде - все это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения».

«Пушкина нигде не встретишь, как только на балах, - с сожалением замечал Н. В. Гоголь в письме от 8 февраля 1833 года своему другу А. С. Данилевскому.
– Там он протранжирит всю жизнь свою, если только какоинибудь случай, и более необходимость не затащут его в деревню...»

Одна из современниц, А. Д. Шевич, рассказывала, что на придворных балах Пушкину бывало просто скучно. Стоя как-то возле нее, пока Наталья Николаевна танцевала, позевывая и потягиваясь, он сказал два стиха из старинной песни:

Неволя, неволя, боярский двор,

Стоя наешься, сидя наспишься.

Так продолжалось всю зиму. Наталья Николаевна ждала в это время уже второго ребенка...

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 

ВОЛГА, УРАЛ, БОЛДИНО 

1833 

«Путешествие нужно мне нравственно и физически»

Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мной описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою.

А. С. Пушкин. «История Пугачева»

Уезжая из Москвы, Пушкин получил от Нащокина неожиданный подарок - сюжет романа. Нащокин рассказал ему историю обедневшего помещика Островского, которого стал теснить богатый, влиятельный сосед. Призвав на помощь неправый суд, сосед выселил Островского из небольшого родового имения. Этого беднягу Нащокин увидел в остроге...

Тема заинтересовала Пушкина. Помещичий быт и тяжкая доля подвластных крепостникам крестьян были ему хорошо знакомы. Приезжая в Псков, он мог видеть и рисовать своего Троекурова с натуры.

В руки Пушкина попало в то время подлинное судебное дело, возникшее между подполковником Крюковым и поручиком Муратовым, рассматривавшееся в октябре 1832 года в Козловском уездном суде.

Пушкин тут же принялся за новый роман, получивший название «Дубровский». За двадцать дней, с 21 октября по 11 ноября 1832 года, написал восемь глав, причем во вторую главу включил полностью, без всяких переделок - лишь заменив фамилию, - копию решения Козловского уездного суда.

В это время Пушкин заболел ревматизмом. Выздоравливая, он неожиданно услышал заинтересовавший его рассказ о родовитом офицере Гренадерского полка, крестнике императрицы Елизаветы Петровны, Шванчиче, попавшем 8 ноября 1773 года в плен к Пугачеву. Шванчич перешел на сторону руководителя крестьянского восстания и присягнул ему.

В январе 1833 года Пушкин набросал план повести о Шванчиче - будущей «Капитанской дочки» - и, прервав работу над «Дубровским», на следующий же день обратился к военному министру Чернышеву с просьбой предоставить ему для изучения Следственное дело о Пугачеве.

Дело это было опечатано, не подлежало вскрытию без особого разрешения царя, и Пушкин в течение марта и апреля изучает архивы военной коллегии и секретную переписку о восстании 1773-1774 года и действиях военных и гражданских властей против Пугачева.