— А я думаю, если не поднажмете еще, недолго оно у вас продержится! — На сей раз Азамат уже не шутит. — Знамя-то — переходящее, переходит из рук в руки. Из хороших рук — в лучшие... Понимаешь?

— Ну, уж нет, Азамат, из рук мы его не выпустим!

— Как сказать. Недавно я встретил ленинцев, так они грозятся, что после подведения годовых итогов отберут у вас знамя! — разжигает страсти Азамат. — Признаться, я был не на шутку встревожен.

— Я тоже побаиваюсь этого, — вмешивается в разговор Фаризат. — Тем более, что Кичибатыр сегодня говорил... — Поняв свою оплошность, девушка прикусила губу.

— Какой такой Кичибатыр, когда говорил? — заволновался Конак.

Азамат понял, что его разоблачили, засмеялся и рассказал Конаку все, как было.

— Здорово ты меня одурачил! — признался старый пастух.

— А ведь ты всегда похвалялся, что тебя никто не обманет, — смеется Азамат.

— Да вот, нашелся, видно, один похитрей меня... Что же все-таки говорил Кичибатыр?

— Сказал, что по районной сводке ленинцам не хватает до победы над нами уже не центнеров, а килограммов молока. Вот, пожалуйста, почитайте. — Азамат протянул Фаризат номер районной газеты.

Девушка развернула газету и быстро пробежала сводку. Ханифа, выглядывая из-за ее плеча, тоже прочла.

— Вот, полюбуйся, — Фаризат протянула газету Конаку, — тут мы, а тут — они.

— Ты мне не показывай, а рассказывай, — ворчит старик.

— Отстали они от нас всего на восемьдесят килограммов. Слышишь?

— Слышу, слышу — не глухой! Да... Теперь я понимаю, почему начальство к нам зачастило.

— Правильно понимаешь, Конак. Приходится ездить — подгонять вас, нерадивых... Насчет приплода я вам ничего плохого не скажу, приплод хороший, и здесь нас уж никто не обгонит. Это точно. А вот надои меня беспокоят...

— Так что же мы тут сидим без дела? А ну — по местам! — И Конак первым вышел из комнаты, поманив за собой Азамата.

Когда они ушли к коровнику, подальше от посторонних ушей, Конак приблизился вплотную к председателю и жарко зашептал ему на ухо:

— Девушке нужно помочь, видишь, какая она стала — все из рук валится. Веришь, если бы я мог за нее написать эту проклятую курсовую, или как там она называется, работу... Помоги, алан, иначе все у нас прахом пойдет.

Азамат и сам понимает: нужно помочь Фаризат, но что он-то может сделать?

Вместе с Конаком они обходят коровниц. Везде чистота и порядок, корму вдоволь, сытые коровы неторопливо перетирают жвачку... Да, минули те времена, когда скот зимовал в дырявых, насквозь продуваемых помещениях, когда приходилось дрожать над каждой охапкой сена...

Неожиданно в голову Азамата приходит неплохая мысль: а что если послать Фаризат дней на десять в Нальчик? Посидит она там, в библиотеке, посоветуется с преподавателями — глядишь и напишет свою курсовую как следует. Девушка толковая, просто ей сейчас некогда сосредоточиться, собраться с мыслями.

Приняв такое решение, Азамат не стал откладывать дела в долгий ящик, а прямо заявил об этом заведующей фермой.

— Так и сделаем, дочка, — сказал он ей в заключение, — собирайся, сегодня пораньше спустимся в аул, а завтра чуть свет и поедешь в Нальчик.

Фаризат вначале растерянно молчит, но, собравшись с мыслями, решительно отказывается от заманчивого предложения:

— Нет, Азамат, спасибо, но сейчас я не могу ехать! Конец года. Как я оставлю ферму?

— Да ты не беспокойся, я каждый день буду приезжать.

Фаризат действительно очень хочется — да и нужно — поехать в Нальчик. Не провалится же, в самом деле, ферма без нее! И она потихоньку начинает сдавать позиции:

— А что если вместо себя я оставлю Ханифу? — спрашивает она неуверенно.

— Нет, по-моему, лучше Конака. Он здесь никому покоя не даст, можешь не беспокоиться! А учет поручи Ханифе.

— Ладно, ехать так ехать! — И Фаризат машет рукой, отгоняя сомнения.

Ох, как обрадовался Конак, когда услыхал об этом! Будто добрый десяток лет с плеч сбросил. К тому же и ответственность какая на него ложится! Ого-го-го, он еще покажет, на что он годен!

Медленно и в полном молчании спускаются в долину Фаризат с Азаматом. Лошади идут шагом. Вечереет.

Длинные тени всадников ложатся на дорогу. Каждый думает о своем.

Мысли у Фаризат невеселые. Вспоминается, как совсем недавно, вручая ей переходящее Красное знамя, Батыр Османович хвалил ее, ставил в пример другим... «Посмотрите,— сказал он тогда,— на эту девушку — все у нее спорится, и работа и учеба... В будущем году она закончит заочно зоотехническое отделение сельхозфакультета в университете. Всем бы так жить, как она!..» А теперь? Недаром нартская пословица гласит: не раскрывай рта, раскрой лучше глаза... Давно пора было трезво оценить свои силы. Что теперь скажет о ней Батыр Османович? Почему ее мысли все время возвращаются к этому человеку? Надо, наконец, признаться себе: она не может жить, не видя его, не думая о нем... Кто он ей? Никто. Немолодой, семейный человек... Но разве в ее мечтах есть что-нибудь плохое, нечистое? Его имя свято для нее... Не нужно думать об этом, не нужно. Вдруг Азамат догадается, прочтет ее мысли! Лучше броситься вниз головой вон с той высокой скалы, чем знать, что кто-то раскрыл ее тайну... Забыть, забыть о нем и поскорей. Но как забыть, и разве это в ее власти? Старые люди говорят: болезнь влетает в печную трубу, а уходит — через игольное ушко...