Шрифт:
И он с грохотом и скрежетом покатил на тележке по булыжникам со всей возможной скоростью, и взвод, спотыкаясь на ходу, падая и снова поднимаясь, ринулся за ним.
9
ЭТО СОВСЕМ НЕ ИГРА
Лористан медленно прохаживался взад-вперед по гостиной и слушал рассказ Марко, сидевшего у неяркого огня в камине.
— Продолжай, — говорил он, когда мальчик замолкал, — хочу знать все до подробностей. Какой странный малый и какую замечательную игру он выдумал.
Год спустя Марко с волнением вспоминал этот вечер, которому было суждено запечатлеться в его памяти навсегда. Он с легкостью мог припомнить его в любую минуту. Маленькая, убогая гостиная, единственный, тускло горящий рожок, на более яркое освещение у них не хватало средств, железный ящик, надежно хранящий под замком карты и планы, прямая, высокая, красивая фигура отца, величия которой не могла умалить поношенная заштопанная одежда. И его потемневшие глаза, выразительные более чем когда-либо с их рассеянно-пристальным взглядом, и интерес к тому, о чем рассказывал сын.
— Продолжай, — повторил Лористан. — Это замечательная игра, так она тщательно продумана. Да, этот паренек — прирожденный солдат.
— Но для него это совсем не игра, — заметил Марко, — и для меня тоже. Взвод, да, тот лишь играет, но для Рэта все совсем по-другому. Он знает, что в действительности он не сможет осуществить свое желание, но ведет себя так, словно вот-вот все начнется взаправду. Он сказал, что я могу показать тебе карту, которую он сделал. Посмотри, отец.
И Марко подал Лористану чистый экземпляр карты, специально начерченный Рэтом. Город Мельзар был отмечен определенными знаками. Они означали те пункты, где Рэт, если бы он был самавийским генералом, начал бы наступление на столицу. Показав их, Марко объяснил смысл стратегии Рэта.
Лористан несколько минут с любопытством, сдвинув брови, рассматривал карпу.
— Но это великолепный план! — сказал он наконец. — Он совершенно прав. Осаждавшие именно здесь должны были действовать и именно по тем причинам, на которые он указал. Как же он до этого додумался?
— Но он ни о чем больше сейчас и не думает. Его всегда интересовали войны и планы сражений. Он не такой, как остальные мальчики из взвода. Отец его почти всегда пьян, но он получил очень хорошее образование и когда он не очень много выпьет, то любит поговорить. Тогда Рэт его расспрашивает о многом и многое узнает. И еще он выпрашивает у газетчиков старые газеты и, прячась по углам, прислушивается, о чем разговаривают люди на улицах. А по ночам, когда не спится, он обдумывает все, что услышал, и днем тоже обо всем этом размышляет. Вот почему он и организовал взвод.
Лористан продолжал рассматривать карту.
— Скажи ему, — сказал он наконец, складывая листок и отдавая сыну, — что я тщательно изучил карту и его план и он может ими гордиться, и можешь добавить, — и Лористан улыбнулся, — что я с ним согласен. И Ярович удержал бы Мельзар, если бы действовал по его плану.
Марко очень обрадовался:
— Я так и думал, что ты его одобришь. Я был просто уверен в этом. И поэтому я хочу рассказать и остальное, — заторопился он. — И если ты одобришь и другой его план, — и вдруг смущенно замолчал от внезапно мелькнувшей шальной мысли, — не знаю, право, что ты подумаешь, — запинаясь, сказал Марко, — может быть, его план действий покажется тебе просто чем-то вроде новой игры.
Но Марко уже так воодушевился, несмотря на все свои колебания, что Лористан с доброжелательным интересом ждал продолжения, как всегда, когда мальчик старался выразить то, в чем не был уверен.
— Продолжай, — повторил он, — мне Рэт нравится, и все, что он говорит, мне кажется не только игрой.
Он сел за письменный стол. Марко подошел поближе, облокотился на него и, понизив голос, сказал:
— Рэт придумал, как подать сигнал к восстанию.
Лористан слегка вздрогнул.
— А он полагает, что восстание будет?
— Он говорит, что Тайное общество его готовит уже много лет и теперь настает его срок. Если найдется настоящий король, но когда Рэт купил газету, то в ней ничего не сообщалось, где король сейчас находится. Это все слухи. Никто не знает ничего точно.
Марко помедлил немного, но не сказал вслух, что вертелось у него на языке, а именно слова «но ты-то знаешь, где он».