– Ты уходишь?

– Да, я совсем забыла что…, - запинаюсь. Пробегаю взглядом по комнатке. – У меня есть дела. Из головы вылетело.

– Подожди, - парень выставляет вперед руки, но я уже несусь к двери. – Постой, меня не касается твоя жизнь. Извини. Я не хотел лезть.

– Забудь.

– Но…

– Я приду завтра. – Закидываю на плечо сумку и слышу, как в ушах стучит кровь. Не помню, когда в последний раз мне было так стыдно и страшно одновременно. Меня, будто словили с поличным; будто я совершила преступление, нечто незаконное. Но, на самом же деле, я готова провалиться сквозь землю от осознания того, что позволяю брату делать со мной такое. Позволяю и не сопротивляюсь, как будто в его поступках нет ничего плохого.

– Подожди, пожалуйста.

– Мне пора.

– Дор! – восклицает парень, и я замираю на пороге. Ошеломленно оборачиваюсь. – Я помню, ты назвала себя так, когда впервые приходила. Я..., - он стремительно подходит ко мне, пусть и держится ладонями за раненный торс, - я виноват. Я не хотел напугать тебя.

– Ты не напугал меня.

– Нет. Я был груб, но как я и сказал, мне трудно сдерживаться. Если на языке что-то есть, я обязательно это скажу. Но теперь, все. Я больше не полезу не в свои дела. Обещаю.

– Это просто…, - я растерянно облизываю губы и сжимаю пальцами край двери, - не могу объяснить. Это личное.

Не помню, когда в последний раз мне было так сложно пойти на поводу у рассудка, проигнорировав вопли разбушевавшегося сердца. Топчусь на месте и гляжу в глаза парня, надеясь, что он остановит меня и не позволит уйти. Я жду, а он говорит:

– Останься.

В то же мгновение я ощущаю невозможный прилив сил, сбросившись с моих плеч ту ответственность, что на нее возложили жизнь, обиды и семья. Я все продолжаю глядеть на незнакомца, а он неожиданно подходит ко мне и шепчет:

– Меня зовут Эрих.

Он протягивает руку, а я смотрю на нее, будто на черту, переступив которую больше нет пути назад. Но меня не пугает высота обрыва. Я готова прыгнуть вниз. Я пожимаю его теплую ладонь и смущенно дергаю уголками губ. В груди взрываются искры, но все равно мне удается произнести свое имя, не сбившись и не покраснев. Я говорю:

– Адора.

А он улыбается мне и закрывает за моей спиной дверь.

Иногда на фоне застывшей тревоги или напряженной тишины, можно увидеть нечто завораживающее. Можно почувствовать тепло, взорвавшееся внутри. Можно добровольно закрыть глаза на то, что дышит тебе в спину и представляет опасность. И, порой, мы и не понимаем, что оттягиваем неизбежное; что верим в ложь. Людям нравится отвлекаться, не думать о грядущих днях, не обращать внимания на то, что не дает дышать, как застрявшая в горле кость. Мы создаем свою действительность, а потом расплачиваемся за это.

Ночью мне снится, что я падаю в воду с огромной высоты. Меня затягивает в самый низ, и я иду ко дну, сжигаемая невыносимой болью. Холод вонзает тысячи клинков в мое тело, изо рта вырывается крик, а потом становится еще чернее, еще страшнее и опасней. Я оказываюсь в ловушке из собственной паники, гирями привязанной к окоченевшим ногам, и меня тащат вниз чьи-то холодные руки, похожие на руки матери или отца, ведь только у них получалось сделать мне больно, не причинив увечий. Я вырываюсь и кричу, ощущаю, как горло сдавливают судороги, как оно горит, пульсирует, и ору, что есть мощи, ведь мне уже давно не было так страшно. А затем что-то меняется.

Руки, тянувшие меня вниз, исчезают, а, когда я оборачиваюсь, вместо лиц родителей вижу лицо молодого парня, Эриха, он тоже, как и я тонет, только не сопротивляется.

Его ладони касаются моих плеч, на его лице появляется улыбка, но неожиданно меня не пугает водная пучина и не пугает его решительность. Я смотрю в его глаза и больше не боюсь умереть. Мы вместе идем ко дну. А потом мы вместе умираем. И я не просыпаюсь от ужаса, вспыхнувшего в груди, будто огонь. Меня не бросает в холод и не бросает в жар. Я просто погружаюсь в темноту, но внезапно не нахожу в этом ничего страшного. Это как спасение после длинного, длинного пути, полного отчаяния и одиночества.

Впервые я высыпаюсь, и впервые мне не хочется открывать глаза.

ГЛАВА 4.

Я округляю глаза и возмущенно вспыхиваю, будто меня пнули в живот или влепили пощечину. Смотрю на парня и спрашиваю:

– Ты что творишь?

– В смысле?

– Нет, нет! Вставай! – Захлопываю за собой дверь и с ужасом смотрю на подстилку, сооруженную Эрихом. Она сделана из старых книг, поставленных друг на друга, а парень облокачивается об нее спиной, как о подушку. – Так нельзя.

– Я не понимаю…

– Книги не для того писали, чтобы ты лежал на них, как на кровати.

– Что? – Эрих усмехается и потирает руками лицо. – Ты ведь несерьезно.

– Еще как серьезно. Вставай! – Я тяну парня на себя и свожу брови. – Ну же, Эрих.

– Боже, что на тебя нашло? Это всего лишь книги.

– Нет. Это единственное, что спасает, когда мир вокруг кажется невыносимым.

– И, видимо, таким он тебе кажется довольно-таки часто.

– Именно. Так что…, - взмахиваю руками и выдыхаю, - так что уберись. Не нужно их использовать не по назначению, хорошо? Если тебе нужна подушка или еще один матрас, ты только скажи. Я попрошу у Марии.