Медленно иду к выходу, а капли тянутся за мной кровавой дорожкой. Позади кто-то зовет меня, но я не оборачиваюсь. Крестом сжимаю на груди руки и не дышу, совсем.

Вот, я уже на свободе. Вот, холод от реки Броукри пробивается сквозь одежду, даже сквозь мысли. Я дрожу и закрываю глаза, пытаясь смириться с тем, что мои родители ради меня убили человека. И стоит ли мне злиться на них, ведь иначе бы я умерла? Но стоит ли принять это, ведь их поступок – преступление?

Моим плечам вдруг становится тепло. Это Бофорт. Его пиджак достает мне почти до бедер, и от него пахнет чем-то свежим. Я смотрю на парня.

– Спасибо.

– Не за что.

Он достает сигарету. Предлагает мне, но я покачиваю головой. Тогда он сам глубоко втягивает в легкие дым и выдыхает его, вместе с паром. На улице холодно.

– Его уволят, если я скажу.

– Не надо, Конрад. Какая разница? Стоит ли наказывать человека за то, что никак на мне не отразится. Пусть работает. Не нам решать.

– А кому? Нет никого в этом городе, кто смог бы перечить мне, тебе или Мэлоту.

– Поразительная безнаказанность.

– Власть, принцесса.

– Поэтому наши родители и решились на преступление.

– Они хотели спасти тебя, - парирует парень, выдыхает дым мне в лицо. – Если бы не их возможности, может, и наглость – ты бы здесь не стояла.

– Но кто-то умер.

– Тот, кто был слабее.

– Конрад, - шепчу я, покачивая головой. Блузка прилипает к коже, и мне все кажется, что это кровь застыла на когда-то белоснежной ткани. – Меня оставили жить, но для чего? Чтобы ненавидеть? Они убили человека просто так.

– Нет, принцесса. Они спасли тебя.

Мы глядим друг на друга, и неожиданно я вижу совсем другого Конрада Бофорта. С ним спокойно стоять рядом, с ним не чувствуешь себя униженной или загнанной в угол.

– Пойдем, - протягивает он приобнимая меня за плечи, а я впервые не отстраняюсь. – Я проведу тебя до дома.

Мы бредем вдоль высоченной стены цвета слоновой кости, над нами свистит ветер, а в переулках завывают бродячие собаки, точащие когти о замерзшую землю. Подошва тихо стучит о каменную дорогу. Все такое, каким было вчера, каким будет завтра. Здесь всегда будут эти дома, освещать дорогу будут эти фонари, да и небо будет то же, просто висящее над головами других людей. Мы уйдем, придет кто-то еще. После нас останется пустота, и ее заполнят. Мы считаем, что мы особенные. Но нас ведь таких миллиарды, верующих в собственную уникальность. Мне почему-то становится не по себе.

Мы подходим к моему дому, и я нерешительно оглядываюсь. У меня паранойя.

– Спасибо, что провел.

– А как же вечер?

– А что с ним?

– Не поблагодаришь за хорошо проведенное время?

– Ты сказал, что мой отец виновен в смерти ребенка. – Я широко распахиваю глаза и покачиваю головой. – Спасибо, конечно, но это совсем не то, что я хотела услышать.

– Ты просила правду, - парирует Конрад. – Никто не заставлял тебя рваться вперед.

– Знаю. В любом случае, я поражена, Бофорт. Ведь мы знакомы с детства, но никогда прежде я не думала, что с тобой можно поговорить.

– Мы видим в людях лишь то, что хотим видеть.

– Я не хотела видеть в тебе врага.

– Тебе это было выгодно. – Парень растягивает губы в нахальной ухмылке.

– Считаешь?

– Я уверен. Люди специально выстраивают стены, а тебе хотелось одиночества. Мы с Мэлотом могли часами стоять у твоей двери, но ты никогда не выходила.

– Не выходила, потому что мы ссорились, мы терпеть друг друга не могли.

– Я…, знаешь, иногда я ждал, что ты выйдешь. – Почему-то признается Бофорт и тут же глядит куда-то в сторону, неуклюже поправляя светлые волосы. – Бывает, утром ты не думаешь о том, как пройдет день, ты думаешь об одном моменте. Ты ждешь его. Но часто ничего не происходит, и тогда ты ждешь опять.

Я растерянно смотрю на парня. В вечернем свете его вытянутое лицо кажется совсем молодым и юным. Упрямый и наглый Конрад Бофорт становится уязвимым, и я чувствую, как в груди у меня что-то сжимается. Я невольно подаюсь вперед.

– Чего ты ждал?

– Будет слишком просто, если я отвечу.

– Я уверена, это все усложнит.

Мы встречаемся разными взглядами, и наши разные мысли сталкиваются, приходя к разным выводам. Конрад приподнимает руку, но я отступаю назад, и она валится вниз, так и не коснувшись моего лица. Грудь вспыхивает от горячего стеснения и недоумения. Тихо дышать уже не получается. Растерявшись, шепчу:

– Что ты…, ведь…, я…

– Не надо, принцесса, - говорит Бофорт. – Меня трудно удивить.

Он собирается уйти, а я вдруг делаю широкий шаг вперед и восклицаю:

– Подожди! А как же…, - он оборачивается, - как же твой пиджак.

– Оставь себе.

– Конрад…

– Оставь. – Повторяет он, доставая пачку сигарет. – Ты дрожишь, тебе холодно.

Нет, мне не холодно. Я дрожу, потому что не могу стоять на ногах, потому что мне и дышать-то нечем, потому что я в полной растерянности. Что только что произошло? Разве это возможно? Бофорт уходит, а я долго гляжу ему в след, так и не решаясь пройти в дом.