Так она и угасла вдали от них, тихая Каарина-Ирма Мурто на пятьдесят седьмом году от роду. Война поторопила ее в этот преждевременный путь. Майя Линтунен с помощью молодых жен Эйно — Рейно обмыла ее грузное тело. Она же приготовила поминальный стол из скудных запасов Илмари. А он вырыл для своей жены могилу рядом с могилами родителей Эйно — Рейно и сам сколотил ей сосновый гроб.

Из Саммалвуори притащилась пешком по осенней сырой стуже старая Кайса-Лена, считавшая своим долгом бывать всюду, где людей посещало горе. Присев за стол в кругу четырех взрослых жителей Туммалахти и двух детей, она сказала им слово утешения. Из этого ее слова жители Туммалахти узнали, что не вражда с русским соседом, вызвавшая в стране нужду и голод и заставившая людей работать свыше их сил, была причиной смерти Каарины, а воля бога. Это он призвал ее к себе. А почему он призвал ее к себе? Потому что он всегда призывает к себе только лучших. Плохие ему не нужны. Вот она, Кайса-Лена, доживает уже седьмой десяток, а не берет ее бог. Не нужна ему. Не угодила грехами своими. А Каарину взял. Она заслужила его благоволение. Как ребенок выбирает и срывает на лугу красивый цветок, так и он выбрал ее на земле за ее душевную красоту и взял к себе, чтобы украсить ею свой всевышний престол.

Она долго вела свою речь в этом роде, и все шестеро жителей Туммалахти внимательно слушали ее. Даже старый Илмари не пытался ее прервать, хотя в нем не могло не закопошиться желание спросить у простоватой Кайсы, на какого рода украшения идут у бога те, которые поступают к нему со всех фронтов мировой войны десятками и сотнями тысяч, и, кстати, получить разъяснение, по какому признаку отбирает он их для украшения своего заоблачного жилища и каким образом успевает это делать одновременно в сотнях тысяч мест. Но он не спросил. Он молча выслушал благочестивую Кайсу до конца и затем качнул рукой над столом, приглашая сидевших за ним приступить к еде.

И все отведали его горохового супа со свининой, ячневой каши с молоком, пирога с рыбой, соленых грибов и моченой брусники. Молодые, румяные жены Эйно — Рейно положили ему на блюдо жареное бедро лося. Майя Линтунен положила большой кусок свежего масла. Ее девочки положили на чистую тарелку по одной монете в две марки каждая. И старая Кайса прибавила к ним несколько своих медных монет.

Так проводил старый Илмари свою верную подругу в последний, далекий путь, откуда по непонятной причине никому и никогда не удалось вернуться назад.

Юсси не мог приехать из-за перемен по службе. У него произошло столкновение с начальником лагеря, которому он заявил, что не подходит к должности тюремщика и желает отправки на фронт. Он и раньше просил поставить его лицом к лицу с противником, когда вел охранную службу у военных складов и мостов. Но начальство вместо фронта направило его в лагерь для русских военнопленных.

— Ты желаешь видеть противника лицом к лицу. Вот он, противник.

Он всмотрелся в полумертвые тени, населявшие лагерь, и на лице его отразилось недоверие. Но его заверили:

— Да, да. Таков он и есть, наш самый главный враг.

Начальство считало Юсси удобным для службы в лагере, имея в виду его знакомство с русским языком, его большие кулаки и священную ненависть к русским. Но уже в конце второй недели Юсси подал рапорт о переводе его на фронт. При этом он сказал:

— Нет, это не русские. До такого состояния можно довести каждого из нас, если так же точно упрятать за проволоку и медленно убивать морозом, голодом и непосильной работой в лесу.

Ему сказали:

— А разве это не естественный закон самозащиты? Только ослабляя любыми мерами своего злейшего врага, мы сможем уцелеть сами.

Он ответил:

— Может быть. Но я предпочитал бы ослаблять его на фронте, а в палачи пусть идут имеющие к тому призвание.

Но его все-таки не отправили на фронт. Его опять вернули на охрану важных тыловых объектов. И там, на охране этих объектов, случилась у него в середине последней военной зимы еще одна встреча с карелом из России Юхо Ахо.

Но сам я не берусь рассказывать вам об этой встрече. Бог с ней. И если ненароком зайдет когда-нибудь о ней речь, я молча отодвинусь в сторону и кивну вам на Туммалахти и Саммалвуори. Оттуда ловите ухом слухи об этой небылице и заодно все те раздутые добавления к ней, от которых у вас появится зуд в мозгах и полезут на лоб глаза. А меня увольте от подобной обязанности.

И в начале этой сомнительной истории вам обязательно скажут, что, мол, сама судьба пожелала, чтобы их жизни столкнулись еще раз. Ей, видите ли, захотелось, чтобы в памяти у каждого из них остался от этого столкновения более глубокий след. И всю эту историю вам выложат примерно так.

Юсси совершал на лыжах разведывательную прогулку вокруг своего объекта, когда услыхал знакомую песню, похожую на отчаянный призыв о помощи. Полный недоумения, он притаился за стволом ели. Он и прежде становился в тупик перед этим непонятным для него созданием природы, а теперь тем более был поражен, потому что оно, это огненно-рыжее создание, шло по финской земле и глоткой своей распоряжалось на этой земле с такой же свободой, как у себя в России.

Откуда он взялся так внезапно, и почему его песня загремела в лесу именно в тот момент, когда он сам оказался на виду у Юсси? Над этим стоило очень основательно призадуматься. Но Юсси не успел призадуматься. Он успел только сообразить, что обязан без промедления захватить этого крикуна в плен, для чего устремился ему наперерез, перехватив палки в одну руку и положив другую на кобуру пистолета. Но все, что за этим последовало, было так непривычно и затруднительно для его мозга, что он просто не успел призадуматься над некоторыми вещами… При виде Юсси рыжий Юхо Ахо изобразил на своем огненном лице радостное удивление и сам помчался на лыжах в его сторону, крича во все свое широкое горло: