Шрифт:
— Вот кто мою рыбу жрёт! — Никон, забыв о пояснице, о ломоте в ногах, резво пошёл к воде. Обернулся. — Сотник! Андрей! Ружьё взял?
— Взял, ваше святейшество!
— Чего глядишь? Пали!
Сотник побежал к телеге за ружьём. Принёс, забил снаряд, насыпал пороху на полку. Бахнуло, птицы, хлопоча крыльями, помчались по воде, оторвались, прошли низко, в сторону озёр.
— Промазал! — рассерчал Никон.
— Далеко. Я пули взял, а по птице дробом нужно, — оправдывался сотник.
Было видно, на другом берегу всполошились девицы, все в цветных сарафанах, в корунах на головах. Прибежали к воде, поглядели на рыбаков и, видно, успокоились, ушли с песнями.
— Хороводы водят, — сказал Кривозуб. — Мы уж их тут наслушались.
Никон подошёл к воде.
— Да, мы своих карликов не скоро взрастим, чтоб лодку таскали, — усмехнулся Никон.
— Хлебом надо рыбку подкармливать! — предложил диакон Мардарий.
Никон посмотрел на старца Кузьму. Старец улыбался, как младенец. Головку держал высоко, подставляя белое, прозрачное личико теплу.
— Хлебушек и птичкам нужен, и рыбкам, — сказал Кузьма, соглашаясь с Мардарием.
Никон призадумался и решил:
— В меньшом пруду будем кормить карликов — толокном, в другом пруду — ячменной кашей, в третьем — хлебом, а в большом — Игнатий, слышишь? — мясом. Купишь овечек дюжины две, пожалуй что и три. И чтоб каждый день была кормёжка. Ловить здесь уж не станем, подождём расплода.
Распорядился и вошёл в лодку:
— Мардарий! Старче Кузьма! Поехали, поглядим, как хороводы водят.
Дюжие келейники сели на вёсла, перевезли.
Девицы на лужку, взмахивая руками, ходили по кругу, припевая:
Как по морю, морю синему Плыла лебедь с лебедятами. Плывши, лебедь окуналася, Окунувшись, встрепенулася.Девицы тоже словно бы отряхивались от воды, кружились на одном месте. Запрокидывая головы, глядели в небо, а песня шла своим чередом. Из хоровода выплыла на середину круга мужняя жена. В высоком голубом кокошнике, низанном речным жемчугом. Сарафан голубой, бусы на шее из сине-зелёной глазури — всё к глазкам, только сафьяновые сапожки алые.
Лебёдушки поплыли в одну сторону, а вышедшая в круг в другую — против движения. Она время от времени наклонялась и подбирала с земли невидимые пёрышки.
Тут ворвался в хоровод парень в рубахе с петухами на груди, голова кучерявая, золотая.
— Чекмарь, — сказал Никону Мардарий. — А баба — жена его.
Чекмарь старался попасться на глаза супруге, но она ловко отворачивалась и не видела его. Чекмарь пел вместе с хороводом:
Божья помочь, красна девица душа, Спесивая, горделивая моя, Несклончива, непреклончивая! Молчи, девка, воспокаешься! Зашлю свата, высватаю за себя. Станешь, девка, у кроватушки стоять, Ещё станешь горючи слёзы ронять, Ещё станешь резвы ноженьки знобить.Тут молодица наконец увидела Чекмаря, пошла следом за ним по кругу, приговаривала вместе с хороводом:
Я думала: не ты, милой, идёшь, Не ты идёшь, не ты кланяешься.Отвесила добру молодцу земной поклон, а хоровод запел:
Склонилася, поклонилася, Поклонилася, поздоровалася.Тут Чекмарь и супруга его поцеловались — и обмерли: монахи на них глядят, сам Никон.
Но святейший улыбнулся.
— Всех лебедей прошу мёду откушать, — показал рукой на другой берег. Сам с келейниками, со старцами вошёл в лодку.
Жбан мёда привезли рыбарей потчевать, но сгодился для иного. Чару подносил сам Никон. Девицы, прежде чем выпить, целовали ему руку.
— Как тебя зовут? — спросил святейший жену Чекмаря.
— Дорофея, Микиткина жена.
— Приходи полы мыть в келиях. Мой келарь платит по-божески... И ты приходи. — Никон повёл бровью в сторону Чекмаря. — Скоро будем строить новый братский корпус, твои руки нам пригодятся.
Девицы разрумянились, провожая святейшего, махали ветками с молодыми листиками. Весёлым воротился государев затворник в келию.
4
Стряпчий Кузьма Лопухин собрался уезжать, но подьячих оставлял — много чего накопали, следствию конца не было.
Напоследок Лопухин пришёл к Никону в келию просить себе благословения и наконец-то объявил о самом важном государевом деле, ради которого был прислан: