Артамон Сергеевич положил перед государем книгу черниговского архиепископа Лазаря Барановича.

— «Трубы духовные», — узнал царь. — Он же присылал сей труд.

— Нежинский протопоп Симеон приехал, сто десять книг привёз. Восемь книг в дар, остальные владыка просит взять в казну по два рубля с полтиной.

— Ого! — Алексей Михайлович сощурил глаза. — Это же сколько? Рублей двести?

— Двести пятьдесят пять.

— Зачем казне книги? Раздай в мещанские лавки. Продают пусть с великим радением, по ценам, какие сами назовут, но чтоб выручить все двести пятьдесят пять рублёв. И смотри, Артамон! Книг в неволю не давать!

— Лазарь просит позволения открыть типографию в Чернигове.

— С Богом!

— Ещё просит лисьих мехов на две шубы да сукна. Поизносился.

— Пошли, — сказал царь.

Теперь предстояло говорить о делах, может, и более важных, но склочных. Гетман Самойлович доносил на кошевого Серко. Кошевой-де говорил на кругу: «При котором государе родились, за того и головы сложим. Если войско не пожелает идти к королю, как к государю дедичному, то я, Серко, хоть о десяти конях, поеду и поклонюсь польской короне. А Кеберду просил я у государя, чтоб жену забрать из Слободских полков. Знал бы тогда, что начать».

Доносил гетман и на нежинского протопопа Симеона: ссылается грамотами с Дорошенко и с султаном. А у Симеона, приехавшего в Москву, были свои рассказы о гетмане, о Серко, об архиепископе Лазаре.

Царь выслушал доклад Матвеева скучая.

— Паучье племя. Друг друга готовы сожрать, — усмехнулся. — У нас в Смуту то же самое было. Что думаешь?

— Действовать надобно без спешки. Пусть Ромодановский с полком, да Белогородский, да Севский полки, сойдясь с гетманом, выступят к Днепровским переправам. Оттуда, не поспешая переправляться, шлют письма коронному и литовскому гетманам, назначают место для схода. Под Паволочем али под Мотовиловской.

— А если турки и татары не придут?

— Тогда, государь, соединяться войсками не след.

— Коли быть войне, нам незачем соваться первыми! — решил государь. — Но и без дела не отступать! Слышишь? Да пусть в кормах малороссы коней наших не теснят. А договариваться с королём надо о продолжении перемирия, ещё бы лет на десять.

— За соединение войск нужно требовать с Яна Собеского, чтоб все завоёванные Россией города уступил бы навеки.

Матвеев сказал твёрдо, даже рукой взмахнул, царь глянул на него.

— Думаешь, уступит?

— Наше дело — потребовать. А уступить? Города давно уже уступлены. Пора бы и смириться с потерей.

— Ах, Артамон, делалось бы всё по-твоему.

— Сегодня, может, и не сделается, а завтра так и будет. По-нашему!

— По-нашему! — вздохнул государь. — Десятый год Соловецкую крепость взять не можем.

— Приказа строгого не было! — сорвалось с языка.

Царь не рассердился, вздохнул.

— Нынче Мещеринову назад с острова хода нет. Вернётся — на плаху, — поправлял оплошность Матвеев. — А деваться некуда — возьмёт твердыню.

Алексей Михайлович отёр ладонями с лица заботу, улыбнулся:

— Коли ты говоришь, возьмут сию язву, стало быть, возьмут. Давай об ином.

И стал загадочным, в глазах искорки пошли вспыхивать. Положил лист перед Матвеевым:

— Я всё расписал. Пусть Гивнер приготовит на осень шесть комедий. «Есфирь» можно повторить, Темир-Аксакову представить в полной красе. А вот что мы вместе с Натальей Кирилловной надумали. Во-первых, разыграть Иосифову камедь, как братьями был продан, а во-вторых, Егорьеву. Как змея поразил. И ещё Адамову. Рай, змеиную прелесть, изгнание. Да на закуску — балет.

— Ставить в Преображенском? — уточнил Артамон Сергеевич.

— Коли успеете с переделками, с печью.

— Государь! — засмеялся Артамон Сергеевич. — Да ведь всё сделано! Театр расширили на три сажени. Печь уже топили, тяга добрая, тепло держит. Осталось изразцами выложить.

— Ну, это я сам! Думаешь, царю не до печки? А мне до всего дело. Изразцы у меня подобраны, отложены. Изумрудные травы, грифоны, птицы сирин. Изразцы в Измайлове. Ты пошли за ними.

— Сегодня и пошлю.

— Вот и слава Богу! У тебя, как у меня, дело делается без мешканья. Ты, главное, Артамон, отбери сметливых мещанских ребят. Учителей найди для них добрых.

— Великий государь, я уж исполнил твоё приказание! — признался Матвеев.

— Как так?

— Артаксерксову комедию готовим заново, чтоб вся на русском языке была. Набрал охочих людей в Посольском приказе, а учит их Лаврентий Блюментрост.

— Доктор?!

— Лаврентий в студентах мистерии разыгрывал.