Шрифт:
В императорском театре итальянская оперно-балетная труппа давала спектакль из древнегреческой жизни — «Митридата». В ложе голубого бархата, как всегда, появились её императорское величество, а с нею её высочество великая княгиня Екатерина Алексеевна, граф Алексей Григорьевич Разумовский и камергер Шувалов.
Занавес поднялся, и хор, выстроившийся в глубине сцены, грянул величественную ораторию. И в тот же момент из-за кулис показались стройные и гибкие танцовщицы, изображающие собою посланниц древних богов.
Голоса настолько были явственно слышны, что нетрудно оказалось разобраться, что поют хористы по-русски и безо всякого акцента. Особенно выделялся глубокий бархатистый баритон и нежный тенор.
— Так это же братья Волковы [16] , — обратилась к своим спутникам Елизавета Петровна. — Я тотчас их узнала, Фёдора и Григория. Сколько раз я уже видела их в спектаклях. Однако ни разу не довелось слышать их пения.
— Гарно спивают бисовы дети! — не удержался, чтобы не выразить свой восторг, Разумовский. — Эх, не потерял бы своего голоса, я всех бы их, чертей, перепел!
16
Волков Фёдор Григорьевич (1729 — 1763) — создатель русского профессионального театра. Начинал свою деятельность в Ярославле, где в 1750 г. собрал любительскую труппу. В 1756 г., уже в Петербурге, она стала основой первого постоянного профессионального публичного русского театра. Фёдор Волков был не только организатором театрального дела, но и замечательным актёром. Его имя носит театр в г. Ярославле.
— А ведь и вправду хорошо вышло, что Франческо Арайи стал занимать в своих итальянских спектаклях русский хор и русских же девок-танцорок, — согласилась с Алексеем Григорьевичем великая княгиня, стараясь чисто произнести каждое русское слово. — Наши отечественные актёры и актёрки, кои выступают в сценах иноземных, делают их зело понятными и нам оченно близкими по духу.
— С вашим высочеством нельзя не согласиться, — произнёс Шувалов. — В афишке так и указано: «Спектакль итальянской труппы, а в балете заняты Аграфена и Аксинья, Елизавета, Авдотья да ещё танцоры Андрей и Андрюшка». Сие только лишний раз служит подтверждением тому, что пора нам здесь, в Петербурге, иметь и свой русский театр, на коем давать и драму нашу отечественную, а затем — и наш балет с оперою.
— Ну, до оперы, Ванюша, нам ещё далеко, — возразила императрица. — Свои Расины да Мольеры с Вольтерами уже, можно сказать, проклюнулись. А вот своего Арайи, чтобы сочинил музыку, поди-ка сыщи.
— Да наши, взять хотя бы малороссийские, песни в сто раз напевнее ихних, итальянских да галльских, — не согласился Разумовский. — Ты, матушка государыня, только прикажи, я на одной своей бандуре таких песен наиграю, скажем, к любой пиесе моего генеральс-адъютанта Сумарокова, — чем будет не опера!
— В словах Алексея Григорьевича — немалый смысл, — сказал Иван Иванович. — И в самом деле — не боги горшки обжигают! Припомните, какими неловкими приехали, скажем, четыре года назад к нам ярославские комедианты. Читали свои роли напыщенно, без явного умения напевно произносить стихи. А смотрите теперь, кем стал тот же Фёдор Волков за какой-нибудь год-другой учения в Шляхетском корпусе! Знает риторику, через фехтование обрёл изысканную манеру в движениях, а уж по-французски и по-итальянски тож — одно удовольствие с ним говорить.
Великая княгиня Екатерина Алексеевна чуть заметно нахмурилась.
— Жаль, что я не преуспела в итальянском языке, — сказала она несколько обидчивым тоном. — Однако разве нам успеть в науках за вами, Иван Иванович? Недаром вас кое-кто так и величает: министр по делам просвещения. Это — после того как вы взяли кураторство над Московским университетом.
Теперь же, надо надеяться, заделаетесь и директором будущего русского театра?
— Коли в директора кого прочить, — вставил Разумовский, — его и искать не надо. Отдам Сумарокова. От него, сочинителя, более пользы будет на сцене, чем в моей канцелярии лейб-кампанской. А вот кураторство и над театром следует взять нашему милейшему Ивану Ивановичу. Об этом, очаровательная великая княгиня Екатерина Алексеевна, вы совершенно верно изволили высказаться.
— Да, театру русскому пора бы быть в нашей русской столице, — согласилась императрица. — Волков и его комедианты из Ярославля, коих я повелела доставить в Москву, тому верная порука. Русский же народ охоч до всяких игрищ и искусств уже по самой натуре своей. Алёша, разве не в моём дому и ты покорил всех своим пением? А не у меня ли был и свой собственный театр. Да и указ мой, один из первых, был о том, чтобы разрешать во всех знатных домах давать представления и играть в своих спектаклях всем, кто этого пожелает. Токмо по городу не ходить ряжеными да с ручными медведями на цепи.
Императрица мило улыбнулась, и все засмеялись.
— Что, антракт ещё не окончился? — вдруг спросила она. — А то мы разговорились, забыв о спектакле. Но, чтобы закончить наш разговор, велю тебе, Ванюша, составить прожект, дабы выпросить у Сената деньжат на первый российский театр. Ты верно всех нас надоумил: есть и актёры, и пиесы свои, доколе представления будут вести одни лишь кадеты? Сегодня он — на сцене, а завтра, глядишь, уж в полку. Потребен нам театр постоянный. С директором Сумароковым во главе — он того заслужил своими для театра сочинениями — и под твоим, Ванюша, смотрением.