нам было примерно столько же, сколько тебе. Тогда мы работали на кассе в универсаме, и

однажды к нам пришла Мира. На ней была широкая оранжевая парка, перед магазином она

оставила свой велосипед, а на кассу принесла шесть упаковок кукурузных хлопьев. С тех пор она

всегда покупала, кажется, только их, - Морган нахмурилась, вспоминая. – Я, честно признаться,

думала, что у нее вот-вот наступит диабетическая кома, прямо у кассы.

Я продолжала сворачивать салфетки, боясь, что, если я остановлюсь, она перестанет

рассказывать.

– Через какое-то время о ней стали узнавать в городе. Помню, мама ходила на ее занятия по

рисованию в местный Центр искусств. Раньше там преподавала пожилая леди, которая была

уверена, что знать, как изображаются цветы и щенята – достаточно, а вот Мира произвела

настоящую революцию. Она рассказывала о пропорциях человеческого тела и говорила, что

краску нельзя наносить сосредоточенно, это должны быть брызги цвета.

Я улыбнулась. Да, это похоже на Миру.

– Но кульминацией стало то, что однажды она пригласила мистера Рутера, нашего почтальона,

которому было лет под семьдесят, в качестве натурщика.

Я удивленно посмотрела на нее.

– Он позировал обнаженным, - добавила Морган, невозмутимо выставляя блюда с салатами в

холодильник. – Думается мне, это было пугающе. Мама так и не оправилась от этого, сказала

тогда, что больше никогда не сможет посмотреть на письма прежним взглядом.

– Ого.

– Именно. Хотя Мира не понимала, из-за чего весь сыр-бор, а вот окружающие стали строить

разные догадки насчет нее. Ты закручиваешь слабовато.

– Что? – я отвлеклась.

– Салфетку надо закручивать посильнее, - Морган показала на трубочку в моих руках. – Видишь,

она вот-вот расправится?

– Ой. Да, извини.

Она наблюдала за мной, пока я не исправилась.

– Так вот, Мира ничего не замечала, пока ее прямо не попросили уйти. И бедняга мистер Рутер! Я

вообще не уверена, что ему в глаза кто-то мог смотреть последний год. Как бы то ни было, через

неделю после этой истории преподавать снова стала та старая леди, и все опять рисовали щенков

и цветы. Мама нарисовала ужасную приплюснутую таксу, эта картинка до сих пор висит у нас в

ванной. Кошмар.

Не зная, что на это ответить, я промолчала.

– В общем, - вздохнула Морган, - примерно так все и началось. Были и другие случаи. Например,

некоторые родители хотели, чтобы в школах были запрещены какие-то книги, а Мира была с ними

не согласна и стала устраивать собрания, хотела даже акцию протеста начать.

– Безумие какое-то.

– Пожалуй. Но с тех пор очень многие плохо к ней относятся. Наш городок маленький, тут ничего

не стоит испортить себе репутацию.

– Та женщина, которую я видела сегодня, - тихо сказала я, - у нее была…

– Дочка? – закончила за меня Морган, и я кивнула. – Это Беа Уильямсон. Уильямсоны – старожилы

Колби, им принадлежит загородный клуб, многие из них годами были в городском совете, ну и

так далее. У Беа же какие-то свои счеты с Мирой, не знаю, что там у них конкретно.

Мне хотелось сказать, что иногда причины для ненависти не нужны, уж мне-то это известно, как

никому другому. Случается так, что ты не видишь ни единого объяснения поведению людей – они

просто терпеть тебя не могут, вот и все.

– Они говорили ужасные вещи, - произнесла я, наконец. – Ну, знаешь, о том, какая она…

– О том, какая она, - повторила Морган задумчиво.

– Да, - я не смела взглянуть на нее. Мне почему-то стало плохо от одного того факта, что я снова

начинаю этот разговор, словно я – Беа Уильямсон. – О том, как она одевается и все такое.

– Не знаю, - пожала плечами Морган. – Мира всегда казалась мне… Свободнее, что ли? Она

просто… Мира.

Снаружи донеслись звуки музыки, послышался хруст гравия, входная дверь с шумом распахнулась

и захлопнулась, на пороге появилась Изабель.

– О, ну вы только посмотрите на это! – громко сказала Морган.

– Даже слышать не хочу, - Изабель прошагала мимо меня, не удостоив даже взглядом, и