Севка опустил ружье. Тетка Вера повернулась к избе:

– Па-анка! Па-а-анка!

В избе открылось окно, высунулась взлохмаченная Панкина голова.

– Чего тебе?
– но, увидев председателя, снова скрылась.

– Да кто ж это свинью со двора выпустил? Ты, что ли?

– Нету-у!
– отозвалось из дома.

– Ох, окаянные! Это все те, кто за письмами к нам ходит. Я ж тебе говорю, брось ты эту почтовую работу! Только один грех от нее. И свинья пропадет задаром. Как есть пропадет. Говорю тебе, ступай работать в колхоз. Не то Тюрин со свету нас сживет.

– Ну, хватит!
– остановил ее Николай Иванович.
– За представление тебе спасибо. А за потраву Тюрину уплатишь.

– Да какая там потрава? Она и со двора не успела выйти как следует. Схватилась я в разу-то - нет свиньи. Гляжу - вон она. И ты как раз едешь... Ты погоди-ко, погоди!

Но Николай Иванович махнул рукой, и "Волга" покатила.

– Приготовь "газик". Кабы дождь не пошел...
– сказал Николай Иванович.
– Прямо тошно... От жары, что ли, или так от чего.

1965

ПЕНСИОНЕРЫ

– Кто очередной?
– Минеевич вскидывает светлую сквозную бороденку и строго смотрит в зал.

Он сидит за кумачовым столом на сцене, справа от него председатель колхоза, слева - парторг, а где-то за его спиной бригадиры и сам председатель сельсовета. Шутка сказать! Минеевич руководит колхозным собранием впервые в жизни. От волнения нос и глаза его покраснели, словно он только что луку наелся.

– Кто очередной?!

В середине зала качнулась чья-то голова в бараньем малахае, потом поднялась загорбина в рыжем полушубке, выплыла в проход и только тут разогнулась. Высоченный старик в шубных чембарах, которые отвисали на нем, как пустой курдюк у заморенного за зиму барана, снял малахай и, держа его, словно крест, у груди, степенно поклонился лысой головой сначала президиуму, потом залу.

– Граждане колхозники, - сказал он президиуму, затем, повернувшись в зал, - товарищи мужчины, - и, прошамкав беззубым ртом, добавил: - ...и протчие женщины. Поскольку, значит, я, как и всякий живой человек, должен кормиться, я и составил заявление.
– Он вынул из кармана чембар тетрадный листок, развернул его и протянул к сцене, а сам - ни с места.
– В котором и подаю прошение на пензию. Прошу не отказать.

– Передайте заявление, Викул Андриянович!
– Председатель колхоза кивнул, кто-то взял у Викула заявление и передал в президиум по рядам. Председатель уставился в тетрадный листок; его яркие сочные губы были чинно поджаты.

Минеевич все так же напряженно смотрел в зал, положив перед собой на столе сжатые кулаки, как пару гранат.

– Ну как, товарищи, решать будем?
– спросил наконец председатель.

– А чего там решать! У него стажу колхозного нет. Какая может быть пензия!
– отозвался первым Минеевич.

– Ты, Викул, где был, пока не состарился?
– спросили из зала.

– Дак вы же все знаете... где. Но меня это самое... ребилитировали.
– Викул пошамкал и добавил: - Восстановили, одним словом.

– Вот и ступай туда. Там и спрашивай себе пензию. А на чужой каравай рот не разевай.

– Он у нас черствый... У тебя и зубов нету. Х-хе, - злорадно захохотал тот же голос.

– Куда ж я пойду... Поскольку инвалид, престарелый...
– сказал Викул.

– Нет, старики... Вырешить мы должны, - поднялся древний, но все еще юркий, маленький Карпей, замуравевший какой-то землисто-серой щетиной, как еж.
– Викул, он человек с уважением.

– А что толку от его поклонов! Все равно на работу он не ходит, - сказал кто-то из президиума.

Карпей быстро обернулся к президиуму:

– Совершенно правильные слова сказали... Я только насчет почтительности, стало быть... Викул, он, може, и пошел бы. Мужик почтительный, отчего не сходить? А куда же он пойдет? Може, где он был, там теперь и нет никого. И начальников распустили. Не-е! Вырешить мы должны.

Карпей, торопливо дергая сухонькой головой в стороны, как гусь, заглотавший корку хлеба, победно сел.

– Нет, мы должны вырешить.

– Я грю, стажа у него нет...

– Смотри-ка, председатель, кабы тут обману не было!
– загалдели со всех сторон.

– Да стаж у него колхозный и в самом деле малый.
– Председатель теребит заявление Викула и смотрит на него так, для порядка.
– Значит, всего работал здесь шесть лет, а нужно двадцать пять...

– А что там работал, рази это не в зачет?
– спрашивает Викул.

Председатель, совсем еще молодой человек, выпячивает красную, будто с мороза, нижнюю губу, подымает девичьи тонкие брови - силится взвесить Викуловы сроки - и наконец произносит, пожимая плечами: