Так ему представилось, и в этот момент (на пятой минуте ожидания, в одиннадцать пятьдесят) в трубке щелкнуло и раздался такой неправдоподобно знакомый, только будто чуть поблекший голос командующего:

— Слушаю тебя, Суздальский…

— Василий Васильевич, войска уральцев вынуждены с боем отходить,— затверженно произнес Евстигнеев.— Нам не удалось закрепить первоначальный успех, не удалось потому…— И Ев-

91

стигнеев сжато и точно доложил Пасхину, как протекал бой на протяжении последних двух часов.

Он не знал, что Пасхин, приехавший вместе с представителем Ставки в соседнюю дивизию, неожиданно появился в доте, где был КП Полянова и, понаблюдав оттуда за боем, двинулся со своей охраной в расположение первого стрелкового батальона, который вторично уже поднимался по команде Зарубина в атаку.

Не знал Евстигнеев и того, что Пасхин видел собственными глазами решительный бросок уральцов в центре, отчаянные попытки прорваться на участке городского кладбища, мощный заградительный огонь немецких пушек и, наконец, небывалую по ожесточенности бомбежку двадцати четырех «юнкерсов», сровнявших с землей огневые позиции нашей артиллерии.

— Примерно с полчаса назад,— продолжал Евстигнеев,— мне доложили о геройской смерти в бою командира полка Полянова и командира батальона Зарубина. Тогда же оборвалась связь с Владимирским, и пока неизвестно, где он и что с ним. Сейчас пять немецких танков подходят к моему дому… остается метров четыреста…

— Все ясно,— непривычно глухо прозвучало в трубке.— Могу тебя проинформировать, что Хмелев убит… к несчастью, убиг, пытался увлечь личным примером… Так что принимай хозяйство и чтобы к исходу дня восстановил положение. Помощь получите хорошую… Все?

— Еще два слова,— сняв шапку и став навытяжку, напряженно сказал Евстигнеев.— Позавчера я не вручил вашего письма Владимирскому… об ответственности, если не будет взят Вазузин. Не счел возможным, и, как убеждаюсь, правильно.

— Вот как?! — Чувствовалось, что Пасхин поражен.— Ладно, сейчас будем расстреливать твои танки, а ты уходи на зэкапэ. Это мой тебе последний приказ как Василия Васильевича. Будь здоров, Суздальский. Воюй грамотнее.

— Есть!—ответил Евстигнеев и пожал плечами. Он отдал трубку Тонечке и встретился с ее удивленным испуганным взглядом.

— Отключайся, уходим на запасной капэ,— сказал он ей.— Кривенко! — повысил он голос, потому что рядом в огородах металлически звонко ударили орудийные выстрелы батарей армейского резерва.— Иди верни Юлдашова.

— Слушаюсь,— пролепетал едва живой Кривенко, однако пулей вылетел в дверь.

— Да не надо сматывать провод, отключайся и уходим! — озабоченно и хмуро сказал Евстигнеев Тонечке, взял со столика оставленную Зарубиным заметку и спрятал в полевую сумку.

ПЯТЬ ЧАСОВ ДО БЕССМЕРТИЯ

1

‘ Карбышев стоял в строю таких же, как ои, изможденных людей и медлительно разглядывал темное пятно, проступившее на цементированной стенке над входом в душевую. Кажется, ничего ему так не хотелось, как сойти по истертым ступеням в теплый подвал, сбросить полосатое тряпье и подставить иззябшую спину под горячий дождик.

Он очень устал. Всю минувшую ночь и половину нынешнего дня их везли в скрипучих товарных вагонах, ледяной ветер разгуливал по полу, пронизывал острыми сквозняками, и невозможно было не только заснуть — просто согреться.

Хорошо еще, попался опытный напарник. Когда несколько дней назад в Заксенхаузене сформировали их команду из лазаретных дистрофиков, Николай Трофимович на первой же проверке стал рядом и после уж не отходил. В пути он придумал садиться по пятеро, «звездочкой»— спина к спине, и, обхватив грудь руками и подтянув колени, колотить что есть мочи дерезянными подошвами по полу. Делалось вроде потеплее. Во всяком случае, никто из них, сбившихся в «звездочку», к утру не замерз. На другой половине вагона при выгрузке в Маутхаузене нашли семь окоченевших трупов, а на их с Николаем Трофимовичем стороне — ни одного.

Карбышев неторопливо оглянулся. Красное морозное солнце, прежде чем скрыться за крепостной стеной, очистилось от пелены облаков и осветило розовым светом пестрый изломанный строй новоприбывших. Вся передняя часть лагеря, от массивных вахтенных башен до первого ряда жилых блоков, тоже розово засветилась, и он решил получше рассмотреть, что это такое — Маутхаузен. Не любопытства ради. Чтобы убедиться, что Маутхаузен не исключение. Ну конечно. Вон из угловой башни с застекленным верхом торчит дуло