– Я? Ты о чем? – Катрин побледнела.

– Как о чем? Ты с удовольствием повелась на мое предложение заставить Орлова ревновать, а все, что произошло далее – всего-навсего печальное следствие твоего распутного легкомыслия. Натворила дел.

– Ты сошел с ума…

– И самое отвратительное – тебе абсолютно безразлично, что происходит. Анна больше переживает, чем ты.

Катрин изумленно подняла бровь.

– А при чем тут Анна?

Мигель нервно дернул плечом и коньяк в его бокале колыхнулся с угрозой выплеснуться ему на рубашку.

– Ни при чем! – скривился он раздраженно. – Анна, без сомнения, здесь ни при чем. Только почему ты не желаешь с ней говорить? Она тебе звонит – а ты сбрасываешь ее звонки! Как ты смеешь?!

Катрин закусила губу – его обвинение задело ее. Но она не собиралась сдаваться.

– Не твое дело, – холодно произнесла она, – я не обязана отчитываться ни перед тобой, ни перед ней.

– Разумеется, принцесса, не обязана! – рявкнул он. – Ты вообще никому ничем не обязана! Для тебя сейчас главное – прикрыть Орлова. Что он должен сделать с тобой, дабы ты наконец прозрела? Убить?

– Это смешно, – прошептала Катрин, – если он меня убьет, то мне, как ты выразился, не прозреть…

– Тебе смешно? Тебе действительно смешно? Он тебя избил и изнасиловал, все об этом знают – и ты, вместо того, чтобы заставить его поплатиться – выгораживаешь эту скотину. Почему? Неужели ты не видишь связи между тем, что он сотворил с тобой и тем, что он сделал с этой… телкой?

– Это не он, – глухо произнесла Катрин, – я знаю. В чем еще ты меня обвиняешь?

– Ты – причина всех несчастий в нашей жизни! – произнес он твердо, смотря ей в глаза.

– Что? – прошептала она, завороженная, не в силах оторваться от этого взгляда кобры. Его ноздри снова дрогнули, а в черных глазах мелькнуло нечто, от чего Катрин стало страшно.

– Мне что-то нужно объяснять? – его брови вопросительно взлетели. – Все объяснила та надпись на стене. Ты ее видела?

– Нет, – ее губы тряслись. – Ты же знаешь, что нет!

– Ну да! – брезгливо фыркнул он. – Зачем тебе! Нашей принцессе это неинтересно…

– Я не принцесса, – жалобно шептала Катрин, – мне было плохо тогда… Ты же помнишь…

– Да, я помню, – процедил Мигель, сжимая зубы. – Я помню, как ты приползла на кухню, еле переставляя ноги. Я помню, как ты потом сидела, картинно роняя слезы в чашку. Только я тебе не поверил ни на одно мгновение. Меня тебе не обмануть.

И тут Катрин поняла, что так испугало ее в его взоре. Это был проблеск гнева – словно молния перед надвигающейся грозой, когда все вокруг чернеет, в воздухе ощущается гнетущая тяжесть и темные тучи пробивает мгновенный огненный сполох.

– Я знаю, что там было написано. Мне следователь показал. Но при чем тут я?

– При чем тут ты? – возмутился Мигель. – Ты действительно не понимаешь?

– Что ты от меня хочешь? – взмолилась она. – Чтобы я приняла вину за гибель той шлюхи на себя? В чем ты меня обвиняешь?

– Тебе по пунктам изложить? – жесткая гримаса искривила его рот, и он схватил ее за кисть. – Изволь! Я обвиняю тебя в том, что ты вольно или невольно довела кого-то из близких мне людей до помешательства и кровавого преступления! Я уверен, что это Орлов, но если не он – тем хуже!

– Это не он! – закричала Катрин. – Пусти меня!

Мигель с силой дернул ее к себе и, развернув, прижал спиной к своей груди. Катрин оказалась в капкане.

– Молчи! Только пикни! – прошипел он, для пущей убедительности зажимая ей рот. – Мы все по твоей милости оказались замешаны в эту мерзкую историю, а ты даже вины за собой не чувствуешь! Сидишь здесь, закрылась от всего света и думаешь так легко отделаться?

Рука Катрин, которую стиснул Мигель, не помнящий себя от гнева, совершенно онемела. Рот ее все еще был зажат, да так, что у Катрин заболели губы. Она чувствовала каждый удар его сердца, колотившегося с бешеной скоростью.

– Во что ты превратила нашу жизнь! – рычал он. – Ты даже не даешь себе труда задуматься об этом! Пятнадцать лет ты превращала Орлова в ту скотину, в которую он в конце концов превратился, ты сводила с ума Булгакова и флиртовала со мной!

Катрин трясла головой, пытаясь что-то сказать, но он по-прежнему зажимал ей рот. Ей стало трудно дышать, до нее еле доходил смысл его обвинений. Шпилька из волос вывалилась, и длинные темные пряди упали ей на лицо, перекрыв последний доступ воздуха. Она стала оседать в его руках, и Мигелю пришлось ослабить железную хватку. Он убрал ладонь с ее рта, но продолжал крепко сжимать ее запястье. Она жадно хватала ртом воздух…