– И что тебя смущает? Примерно таким я себе этого морального урода и представлял. Безумный эстет. Смолина он прикончил весьма изящно. И что, он таки в Склифе работает?

– Один из подозреваемых действительно оттуда. Причем начал там работать за пять месяцев до хищения наркотиков.

– Это ни о чем не говорит. Как раз напротив – для такой акции требуется время, подготовка, твердый расчет. Это же не столовое серебро из комода украсть!

Зубов задумался. Что-то все-таки не вязалось. Что-то не складывалось в голове.

– Послушай! Я не знаю, насколько внимательны приемщики передач в следственном изоляторе. Но не могли же они по женскому паспорту принять передачу у мужика?

– Исключено, – Варнава даже возмутился, – там внимательно сличают портрет и персону.

– А ты не допросил того, кто принимал передачу? Тряхнул бы его как следует!

– Легко сказать! – воскликнул Варнава. – Будут тебе волну гнать из-за какого-то опустившегося наркомана! Пошуровали, конечно, для порядка – и по-тихому прикрыли все это дело… А потом, там за день, знаешь, сколько народу проходит – тьма!

– Ясно, – грустно сказал Зубов, – а теперь вообще безнадежно.

– А ты попробуй под каким-нибудь предлогом копнуть это дерьмо, – сочувственно посоветовал Варнава. – Может, на что-нибудь удастся выйти.

– Ну да, ну да, – пробурчал Зубов. – Мало мне своей головной боли!

Орлов любил бродить по центру, по Тверской, в районе Пушкинской площади, время от времени натыкаясь на знакомых, которых давно не видел, перекуривая на скамеечках в скверах. Подобный променад его успокаивал. Тем более, он давно себе в этом удовольствии отказывал. Но издерганный и затравленный, он взбунтовался и потребовал у начальства неиспользованный отпуск. Они пошли ему навстречу и отпустили на месяц – случай в их конторе беспрецедентный. Вот он теперь и брел, глядя себе под ноги, не разбирая дороги…

– О, мой Бог, кого я вижу! – веселый женский голос окликнул его. – Орлов! Глазам не верю – это ты?

Орлов с трудом узнал в стройной, великолепно одетой женщине подругу юности Олечку Вешнякову. Пятнадцать лет назад она считалась девушкой привлекательной, а теперь стала неотразимой – модно подстриженные волосы цвета воронова крыла, искрящиеся серо-зеленые глаза, макияж, безупречный и невидимый, манеры истинной леди. Ярко-изумрудный летний костюм осмелилась бы надеть не каждая – цвет обязывал, но Олечка была в нем бесподобна.

– Сто лет тебя не видела, – щебетала она, всматриваясь в его лицо, пожалуй, чуть напряженнее, чем следовало бы просто старой знакомой. – Ты чего такой замученный?

Ну не рассказывать же ей, что пять суток отсидел в СИЗО!

– Зато ты выглядишь шикарно, – улыбнулся Орлов, призвав на помощь все свое возможное обаяние. – Цветешь!

– Скорее – процветаю, – с готовностью кивнула Ольга.

– Я слышал, ты замужем? – спросил он, припоминая, что кто-то ему говорил об этом.

– Сходила, – улыбнулась она. – Развелась пару лет назад. Но обеспечила себя на всю оставшуюся жизнь. А ты? Не женат?

Орлов покачал головой.

– А мне говорили, что ты все еще с Астаховой? Неужели это правда? – вопрос был задан как бы между прочим, но глаза Олечки испытующе прищурились.

– Можно сказать и так… – вяло пробормотал Орлов. Напоминание о Катрин резануло его по сердцу.

Выйдя из СИЗО, он сразу пришел к ней, грязный, вонючий и озлобленный. От него несло тюрьмой, и он заметил, как брезгливо наморщила носик Катрин. Пока он мылся, она нашла старые джинсы и футболку, оставшиеся после того, как она вывезла его вещи, и заблудившиеся на задворках ее гардеробной. Катрин сварила ему кофе и, не произнесла ни слова, когда он появился на кухне. Ее поведение сводило Орлова с ума.

– Так и будешь молчать? – не выдержал он, грохнув кофейной чашкой о блюдце и закуривая сигарету.

– Давай поговорим, – отозвалась Катрин, дернув бровью, – если тебе есть что мне сказать.

Она откинулась на спинку стула, в ожидании глядя на него. Кое-как подколотые длинные волосы то и дело падали ей на лоб, и она в раздражении поправляла их, поднимая тонкие руки так женственно, что от тоски по ней у Орлова заныло под ложечкой. Нет, нельзя вкладывать в эти руки оружие против себя – она вонзит врученный ей стилет прямо ему в сердце, не колеблясь ни мгновения.

– И чего ты ждешь? – усмехнулся Орлов. – Моих извинений? Зачем они тебе?

– Да и припозднился ты с ними, – с горечью кивнула она.

Вновь повисло гнетущая тишина. Он видел, что Катрин все же ждет от него каких-то слов, а он не мог эти слова из себя выдавить… Нет, нельзя.

– Ладно, – вымученно начал он, – я скажу. Помнишь, у Тохи…

– Что именно я должна помнить? – спросила она сухо. – Ты наговорил и сделал тогда массу приятных вещей, из тех, которые не забываются.

– Я говорил, что не знаю, люблю ли я тебя… Это неправда. Это не так.