Ей даже не нужно было изображать гнев. Она была в ярости оттого, что счастье снова выскользнуло у нее из рук, что ей не дано было вкусить этого сладостного плода.

Он в отчаянии покачал головой:

— Джессика, я просто хочу тебе помочь.

И это тоже была правда. Если бы она показала ему письмо Уэстона, он бы немедленно начал действовать. А Уэстон, несомненно, нашел бы способ рассказать всем правду.

— Ты не можешь ничего поделать с тем, кто я есть. Все, что ты можешь, — это заставить меня поверить тебе на несколько дней. Поверить в то, что я могу стать тем, кем ты хочешь. Что люди будут думать обо мне не как о шлюхе. А что будет, когда эта иллюзия испарится? А ведь она не может не испариться. Я буду чувствовать себя маленькой и бессильной — снова. Только тогда ты осознаешь это так же ясно, как и я, и захочешь от меня избавиться.

— Прекрати. — Он встряхнул ее за плечи. — Просто прекрати. Если бы я хотел от тебя избавиться, я бы сделал это несколько недель назад. Все свои двадцать восемь лет я ждал женщину, с которой мог бы разделить свою жизнь. Я нашел ее. Послушай меня. Умоляю тебя, перестань. Это просто паника. Я люблю тебя.

Но от этих слов ей захотелось сопротивляться еще яростнее, сражаться до победного конца. Если она позволит ему уговорить себя, поверит ему, это не приведет ни к чему хорошему. Она могла пережить свое собственное разочарование, но не разочарование Марка.

— Ты видишь не меня, а некий абстрактный образ женщины, с которой дурно обошлось общество. Ты не любишь меня. Это я ошибалась. Я делала выбор. Я превратила себя в то, что я есть, — я, а не кто-то другой. А когда я оказалась там, где я есть, — я пережила это. Сама. Одна. Ты признаешь свои грехи, но не даешь мне права признать мои.

— Джессика. — Марк шагнул вперед.

— Всю жизнь я манипулировала мужчинами, заставляла их платить мне большие деньги за то, что они могли бы получить и за пару шиллингов в подворотне. И если ты во мне этого не видишь, значит, ты не очень-то приглядываешься, Марк. Значит, ты любишь иллюзию.

— Ты должна была выживать. Я не виню тебя за это.

— Почему? — прошептала она. — Ведь я виню себя.

Когда она попыталась совратить его в тот далекий вечер, он улыбнулся и сказал, что очень нравится самому себе. И странным образом именно это, а вовсе не Уэстон, и не его репутация, и не ее страхи, было самой глубокой, самой непреодолимой пропастью между ними.

Она любила Марка. Но она никогда не смогла бы полюбить себя, понравиться себе самой. И ей было невыносимо думать, что его хорошее отношение в один прекрасный день сойдет на нет.

— Ты мне нравишься, — возразил он. — Я тебя боготворю. Я хочу, чтобы ты разрешила мне защищать тебя.

— Мне не нужен покровитель! — Эти слова вырвались у нее как будто сами по себе, и Джессика наконец перестала сдерживаться. — И не важно, называет ли он себя моим мужем, или возлюбленным, или просто мужчиной, который платит мне за услуги. Я знаю, что это такое — когда у тебя отнимают выбор. Когда ты не имеешь власти над собственным будущим. Когда позволяешь кому-то «позаботиться» о тебе. Через это я уже проходила.

— Ты ведь прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Я не собираюсь извиняться за то, что хочу для тебя самого хорошего и мечтаю сделать тебя счастливой. Ради всего святого, что на тебя нашло? Что случилось? Почему ты на меня бросаешься?

— Потому что сейчас ты напоминаешь мне Уэстона! — выкрикнула она.

Это было самое худшее, что она могла придумать. Джессика поняла это сразу, по тому, как он вздернул подбородок, как повернулся к ней, как сжались его губы. То же самое случилось бы через несколько лет — а может быть, и раньше. Гнев и разочарование заняли бы место привязанности. Любовь не задержалась бы надолго — только не в ее случае.

Значит, нужно разрушить ее сейчас. Так будет лучше для него. А для нее… что такое для нее еще одна ложь?

Ее тошнило от слов, которые она собиралась сказать. Она знала, что это несправедливо, что ему будет больно, но иного выхода не было.

— Ты в точности такой же, как он. — Она ткнула пальцем ему в грудь. — Ты решаешь мои «проблемы», не спрашивая меня, хочу ли я этого. Швыряешь в меня деньгами, даже не интересуясь, как я к этому отнесусь. Я никогда не просила тебя помогать мне. Мне… противно.

— Ты не можешь сейчас говорить серьезно, — глухо сказал он.

— Да, вот как? Думаешь, я несерьезно? Ты так же, как и он, заставляешь меня чувствовать себя слабой и бесправной. Лишаешь меня возможности решать свое будущее. Ты последний человек на земле, который может сделать меня счастливой!

— Джессика, — прошептал он, — прошу тебя.

Еще один удар, подумала она. Один завершающий удар — и она навсегда освободит себя от страха перед будущим, от неизбежной печали, ожидающей в конце.