Шрифт:
— Вот так. Здесь. О да… так.
Он открывал все ее секреты.
— Я хочу… — Он погладил ее снова, и она слегка вскрикнула.
— Скажи мне, чего ты хочешь, — настойчиво попросил он.
— Нет… о, Марк… мы не должны. Нам надо остановиться. Боже мой, мы совсем потеряли голову.
Он действительно остановился. Ее юбки упали вниз. Все ее тело сладко ныло, умоляя о большем, но она все же нашла в себе силы встать.
— Вот там умывальник… если тебе нужно, — неловко произнесла Джессика, показав в угол, и тут же поняла, что он не может видеть ее в темноте. Она сделала шаг вперед, споткнулась о кофейный столик, нащупала на каминной полке спички и попыталась зажечь свечу. Ее руки дрожали так сильно, что спичка загорелась только с третьего раза. Комнату наполнил резкий запах серы. Джессика бережно прикрыла трепещущий огонек ладонью и поднесла его к свече. После полной тьмы свет показался ей слишком ярким, и только теперь она осознала свою ошибку. Если Марк увидит ее глаза… он увидит все.
Он нашел раковину и тщательно вымыл руки; затем повернулся к ней.
— Позволь мне кое-что тебе объяснить, — начал он. Его брюки весьма красноречиво оттопыривались впереди, и Джессика старалась не смотреть на этот внушительный бугор. — Однажды ты сказала мне, что я не должен тебя романтизировать. — Он подошел к ней ближе, но не поцеловал, как она ожидала, а развернул спиной и обнял. — Но дело в том, что у меня практически нет другого выхода. — Его руки скользнули к ее талии и быстро развязали пояс. — Я собираюсь переубедить тебя, — сказал он ей в шею. — Я заставлю тебя понять, что ты заслуживаешь самого романтического отношения. И ты, моя дорогая, моя милая, моя прекрасная Джессика, не сможешь меня остановить.
Пояс бесшумно упал на пол.
— Марк?
Он расстегнул самую верхнюю пуговку у основания шеи.
— Я вообще зря тебя слушал.
Он потрогал губами ее ухо. Она почувствовала его жаркое дыхание, и ее соски тут же затвердели, а откуда-то изнутри поднялась волна тепла. Он легонько прихватил ее мочку зубами, а потом пощекотал ухо языком, и это невероятное ощущение отдалось сразу везде — в ладонях, в груди, внизу живота.
— Что ты делаешь?
Он ничего не ответил, только молча и неспешно расстегнул последние пуговицы.
— Спасибо, что зажгла свечу, — пробормотал он. — Я не смог бы сделать это без света.
Он спустил платье с ее плеч и на мгновение прижался губами к шее. Затем его руки перешли к корсету.
Он неторопливо развязал узел, распустил ленты и бросил его на пол. Ей вдруг захотелось схватить корсет и надеть его обратно. Марк хотел не просто ее тело; он хотел близости, а она не была ни с кем близка уже много лет. Несмотря ни на что, ее не покидал страх, что он внезапно очнется от наваждения, встанет и уйдет, а она останется стоять на месте, дрожа от холода, боли и желания.
— У этих юбок тоже есть секрет? Или нет? — Он расстегнул пуговицу, на которой держалась самая верхняя.
— Марк, что ты делаешь?
— Ты знаешь, что я делаю. — Он откинул юбку в сторону и взялся за следующую. — Я тебя раздеваю. — Вторая юбка присоединилась к первой. Он покачал головой. — Похоже на то, будто я разбираю часы. Разъединить все части довольно легко, но вот собрать их воедино без помощи специалиста я бы точно не смог.
— В самом деле, Марк. Ты должен остановиться. — Ее начала бить дрожь.
Последняя юбка упала на пол. Теперь она стояла перед ним в одной сорочке.
— Ты правда этого хочешь?
Она обернулась. Его глаза скользнули по ее телу, теперь свободному от излишков одежды и прикрытому единственным тончайшим слоем ткани.
Вся ее неуверенность и уязвимость вдруг испарились под этим обжигающим взглядом. Она почувствовала себя кроликом, который замер на месте при виде ястреба. Но конечно, это был не ястреб, и он не бросился на нее, а просто наклонился к ней и поцеловал. Очень нежно, очень трепетно — только его губы на ее губах, и его рука на ее плече. Ей показалось, что она тает. Но страх так и не исчез до конца; он был похож на осколки стекла в бурном потоке ее страсти. Она могла пораниться в любую секунду.
Он медленно провел рукой по ее плечу, как будто старался запомнить его на ощупь. Волоски на ее руке встали дыбом.
— Если мы будем продолжать в том же духе, я очень скоро перестану владеть собой, — призналась она.
Он откинул голову назад и посмотрел ей в глаза.
— Жду этого с нетерпением.
Потом он снова наклонился и поцеловал ее грудь. Ее окатила волна жара. Теперь она совсем не могла противостоять своему желанию — хотя и до этого ее возражения были слабыми и не очень искренними.
— Тебе нравится, — хрипло проговорил он. — Я мечтал сделать это уже очень давно. Не мог думать ни о чем другом.
Она молча кивнула, боясь, что голос подведет ее. Он обвел языком ее сосок. Она слышала его неровное дыхание, ощущала его на своей коже. Наслаждение рождалось тут, в этой самой точке, и толчками расходилось по всему телу. Ее возбуждение стало почти нестерпимым.
Другой мужчина, потрудившись немного над ее удовольствием, давно перешел бы к удовлетворению своей собственной похоти. Но Марк смаковал ее, как изысканное лакомство, упивался каждым прикосновением, как будто ее наслаждение было главным, как будто в нем и заключалась цель — а вовсе не в том, чтобы сделать свое проникновение в нее более приятным.