– А-а-а… Ты еще в платье таком была… Чайной розы… Нежное-нежное… 

– Понравилось? – да уж, пришлось расступиться. Не идти ж на свадьбу подруги в вечных джинсах. (Когда ж до потолка-то дело дойдет!) 

– Наконец-то! – из-за спины мамы высунулась Соня. – А то я сама уже к тебе собиралась. Со всеми попрощалась, а с тобой - нет. Проходи, проходи! 

Непривычно яркий свет заливал распахнутые шкафы, магазинно аккуратные стопки одежды на диване, стол, заваленный альбомами и фотографиями… Соня собиралась к мужу в Германию и вместе с мамой обследовала все уголки, закуточки и ящички, словно составляя архивы памяти. 

– Уезжает дочка… – причитала Сонина мама. – Новый Год одна справлять буду… 

– Ма-ам… Мы ж договорились, как устроюсь, – приглашение вышлю. Может, еще и к праздникам успею. Приедешь, поживешь, а там выбирай: хочешь, с нами оставайся, хочешь, здесь живи. 

– Да что мне там делать? Чужой язык, чужие люди. 

– Сколько раз говорила! У Штефана – русская мама, сам он и по-русски и по-немецки разговаривает. И друзей русских у них полно… – чуть не плача отвечала Соня. – А хочешь, вообще никуда не поеду? Здесь останусь. 

– Что ты! Сонюшка, это ж я так… Все дети вырастают, а для родителей все равно маленькими остаются. Вот и переживаю… Вы ж на моих глазах выросли… – любовно посмотрела она на подружек, уютно устроившихся на диване. – Мариночка, а может, к нам переедешь? В Сониной комнате поживешь, а свою сдашь. И тебе лишняя копеечка, и мне не скучно. 

– А и правда! – обрадовалась Соня. – И мне бы за вас обеих спокойнее было. 

Марина ответила не сразу: 

– Вы замечательные, и однажды спасли уже. Теперь сама должна… Работа есть. Комната тоже. Там и жить надо… 

– Болит еще? – неуверенно подытожила Соня, угадывая, как тяжело было Марине появиться гостьей в этом дворе, в этом доме. 

– Не только. Сама подумай, кто мою комнату снимет? Состояние ужасное, телефона нет, всегда темно… Приличный человек там жить не станет, что-нибудь получше найдет, так? А неприличные жильцы мне не к чему, итак ремонтировать и ремонтировать… 

– А если надолго сдать? И не за деньги, а за ремонт? Я бы знакомых поспрашивала, – вздохнула Сонина мама. 

– Боюсь, ваши знакомые вас не поймут, – улыбнулась Марина. – К тому же вы к Соне ехать собираетесь. Да и комнату без пригляда оставлять не хочется. 

– Тоже правильно. Времена сейчас дурные… Кстати, от мамы – ничего? 

– Нет, – стараясь казаться невозмутимой, ответила Марина. На самом деле, она разыскала адрес Варвары Владимировны, даже несколько писем отправила, – без толку. Если Варвара Владимировна вычеркивала кого-то из жизни, то навсегда, безжалостно и бесповоротно. 

– Ну ладно, пойду чайку сделаю, – и Сонина мама, захватив наугад какой-то из фотоальбомов, ушла на кухню. 

– Ну, с жильем и мамой – понятно. Про работу – все уши уже прожужжала, а про Алексея – стороной обходишь. Я кроме имени да той вашей встречи перед твоими выпускными, толком ничего и не знаю. 

– А говоришь, – ничего. 

– Не увиливай давай. Рассказывай. 

– Что рассказывать-то! Встречаемся и встречаемся. 

– Ой ли! Сдается мне, скрываешь ты что-то. Говорить не хочешь. Глаза, вон, отводишь. В чем дело-то? 

– Сама не знаю. Не так со мной что-то. Вот говорят, любовь крылья дает, к жизни пробуждает? … А у меня… наоборот у меня получается. Рядом с Алым – живу еще, и ничего не надо, только бы рядом быть, глаза его видеть. А как одна остаюсь, будто и не живу: стирать, убирать, ремонтом заниматься – ничего не могу. Вдруг, думаю, придет, а я в беспорядке, потная, какая уж тут романтика! И просто так сидеть – тоже невыносимо, куда ни посмотрю – все о нем, а его нет. Вот и жду, и будто других чувств нет. Да что ремонт! Читать совсем перестала... 

– На книги деньги нужны. А у тебя, как понимаю... 

– Так библиотеки-то по-прежнему бесплатные. Да не в одних книгах дело. Вся жизнь сжиматься стала. И ведь понимаю, что нельзя так. Нельзя всю свою жизнь в при-нем-существование превращать. И что делать не знаю.

– Ну не знаю. Я тоже все время о Штефике своем думаю. Засыпаю, просыпаюсь, радуюсь, расстраиваюсь, – к нему хочется: поделиться, поболтать. Сначала тоже как больная была, а потом ничего, – выровнялось, улеглось. И у тебя уляжется. Сам-то Алексей что? Замуж не зовет? 

– Замуж? Да я как-то и сама не стремлюсь. Что это изменит? 

– Ты бы точно знала, что все всерьез. 

– Я и так знаю, что всерьез. И для него, и для меня. И мне от этого «серьеза» еще страшнее делается. Люди как говорят? – влюбились, полгодика повздыхали, успокоились… Вот тогда, на трезвую голову, можно и про «замуж» думать. 

– А вы сколько «вздыхаете»? Без тех, первых встреч? 

– Больше года. Но спокойнее не становится, совсем наоборот, – только разгоняется, только обороты набирает. И что будет, – думать боюсь.