– Ну… на это каждый способен. Просто одни эту свою способность обезвредить умеют, под контроль взять, а другие – как получится. 

– Да меня другие… 

– А-а-а! Забоялся… 

– Как сказать… Маришка ж, и правда, девчонка совсем, а тут «обезвредить», «под контроль взять»… 

– Так и ты не святой. 

– Ну я! Не ангел, конечно, но гадости – не единственное, на что я способен. 

– Вот и с Манон то же. Ты посмотри! посмотри, каким стал! Красавец – раз! Верный влюбленный – два! Ты и верный! Глаз горит! Планы строишь. И это – Манон. Ее рук дело! 

– Ну уговорил, уговорил! – довольно потер руки Леха. 

– Уговорил? Я? А самому не надо? Не надо – отойди. Не морочь ей голову. 

– Чтоб ты мое место занял? 

– Да занял бы, но она ж кроме тебя ничего не замечает. 

– Вот и пусть! – разговор с Толяном приятно пощекотал самолюбие Алексея, а предстоящая помолвка казалась единственно понятным, верным и гармоничным разрешением целого узла сложностей и недоразумений. 

К Марине отправились в пятницу вечером с цветами, вином и огромной, со всякими вкусностями сумкой. 

*** 

Пожилой, с умным, подвижным взглядом, автор с таким интересом выслушивал мнение молодой корректорши о его тексте, что Марина, увлекшись, задержалась и еле успела домой к назначенному времени, хотя Алексей и предупреждал, что готовит какой-то сюрприз, и просил подготовиться как следует. Но Марина сюрпризы не любила, даже неприязнь к ним испытывала, а потому вся ее подготовка свелась к тому, чтобы чайник поставить да переодеться, – в то самое, купленное на Сонину свадьбу, цвета чайной розы, платье. Так сказать, – сюрпризом на сюрприз. И Алый как раз пришел. Обычно своим ключом открывал, а тут со звонком, важно так… 

…Он словно впервые увидел Марину. В желтовато-розовой шелковистой нежности, в мерцании плавных изгибов и жестов, она показалась ему разгадкой всех их встреч, притяжений и вневременностей, ответом на поиски вечной молодости, и вечность эта, эта молодость, стояла в полушаге от него, улыбающаяся, смущенная собственным великолепием: 

– Толя? Привет, – бережно принимала она огромный, весь в лентах и бантах, тяжелый букет. – Что за торжественность, Алеш? праздник какой? У меня из «поесть» по нулям, – шепнула Марина Алому. 

– Все с собой. Мы пока в комнате похозяйничаем, а ты, – кивнул он на кухню, – с цветами разберись. 

Алый хозяйничал по-домашнему спокойно и уверенно, сдвинул несколько ящиков, устроил из них «типа стол» и устроился на матрасике. Толян удивленно и с интересом оглядывался. Он ожидал встретить тут бедность, но не мог понять, как Леха, любитель комфорта, мирится с отсутствием нормальной мебели, техники, радио, телевизора, того элементарного, что составляет жилую «начинку» любого обиталища: 

– Ну и пещера… Как ты это терпишь? – (Тот лишь руками развел.) – Ну, хоть музыка у нее теперь будет, – довольно открыл Толян сумку. – Я тут кроме закуси кое-что принес, в подарок как бы. – И вытащил небольшую магнитолку и несколько дисков. 

Скоро Марина, разобравшись с многоцветным, пышным букетом, и услышав приглушенную музыку, прихватив живой, волнующийся шатер из цветочных головок, тихонько приоткрыла дверь в комнату. Там, устроившись чуть ли ни на полу, два существа другой, «не ее» галактики, два мужчины разговаривали на удивительном, неземном языке «вольтов» и «ампер». Может, женское общество и облагораживает мужчин, но в чисто мужском обществе – свой шарм, свое, особое благородство, недоступное женщинам по определению, и потому столь привлекательное для них. Так, во всяком случае, ощущала Марина, и как можно неслышнее опускала ведрышко с букетом прямо на пол, у дверей. 

– Манон, ты что? – заметил Толян притихшую хозяйку. 

– Садись-ка, – усадил ее Алый между собой и «дружкой». Никогда еще она не казалась ему столь юной, жизнеобильной, желанной. 

– Тут дело такое … серьезное, – важно откашлявшись и помолчав для значительности, приосанился Толян. – Я в обрядах не спец, про товар и купца не умею. Короче, Леха, – хоть и не первой свежести... 

– Ну, спасибо… – в шутку обиделся Алый. 

– Что есть, то есть… Зато с жизненным опытом… Зарабатывает мужик, – продолжил Толян и перевел внимательный цепкий взгляд на Марину. На темно-красном покрывале в нежно поблескивающем платье она казалась слишком хрупкой, слишком уязвимой для Лехи. – А мы все в холостяках ходим… – закончил он вдруг таким глубоким волнующим баритоном, что Марина, вздрогнув, прижалась к Алому. 

– Ну? Невеста, согласна? – приобнял ее тот. 

– С чем? 

– С тем, что невеста? Верная и любящая? Теперь уже по-настоящему? 

– А раньше не по-настоящему было? – в глазах Марины мелькнуло тревожное непонимание. 

– И раньше по-настоящему, – не сразу ответил Алый. Он, кажется, только-только ощутил всю глубину своего к Марине чувства, пожалуй, более утвердившегося в его душе, чем это нужно для простой помолвки, но, испугавшись такого погружения, быстро оправился. – А теперь почти официально. При свидетелях! – кивнул он на Толяна. – Помолвка как бы!