В летних колониях в суд избирались голосованием на одну неделю трое ребят. Воспитатель был и прокурором, и адвокатом, и секретарем суда. На суде заслушивались обвиняемые и свидетели, а затем судьи шли совещаться и объявляли приговор (3, с. 154–160). Вся процедура копировала настоящий суд. Воспитатель выполнял функции не только секретаря (как это позднее было принято в детском доме), т. е. в какой-то степени он ограничивал самостоятельность ребят. Наказания за нарушения существовали, но они были построены только на ограничении «свободы передвижения». В свободе передвижения в колонии существовали следующие градации: 1. право выходить из колонии без опеки; 2. право выходить под опекой специально назначенного воспитанника; 3. право выходить на полянку за пределами колонии; 4. право играть на данном участке («арест»); 5. изоляция на газоне под каштаном («клетка») (2, с. 414). Надо отметить, что уже в колониях суд часто выносил оправдательный приговор.

В работе суда в более поздний период, в Доме сирот и Нашем доме, появляются такие черты, как наличие Кодекса справедливости, имеющего в основе мысль о прощении ребенка и побуждении его к исправлению; выполнение воспитателем функции лишь секретаря суда; откладывание обсуждения дела на длительный период; право детей подавать на кассацию; право детей подавать в суд на воспитателей; наличие Судебного совета, разбиравшего наиболее сложные дела. Таким об-разом, корчаковский товарищеский суд не являлся копией суда взрослых и не преследовал цель исключительно рассмотрения споров и вынесения приговоров. Суд в воспитательных домах Корчака объяснял, остерегал, советовал и даже благодарил — был прежде всего воспитательным институтом.

Известный французский психолог Ж.Пиаже, посетивший Дом сирот между 1930 и 1935 гг., пишет о сильном впечатлении, которое произвел на него этот внутренний «трибунал справедливости», ставивший целью перевоспитание новичков коллективом и отличавшийся гуманизмом, снисходительностью и деликатностью оценок (11, с. 100–102).

Довольно часто суд упрекают в том, что он приучает детей к сутяжничеству. Разбирая ошибки и положительные результаты в деятельности суда в течение года Корчак писал: «За весь год не было ни одного факта, который позволял бы утверждать, что суд приучает детей к сутяжничеству, наоборот, многие факты, как мне кажется, говорят о том, что суд учит детей, что сутяжничать невыгодно, вредно и бессмысленно» (2, с. 261).

То же утверждает Фальская в своей книге о Нашем доме на основе анализа работы суда в течение семи лет. «Вопреки модному утверждению, что суд учит сутяжничеству, семь лет его существования доказали, что возросла осторожность, сдержанность, наметилась тенденция к прощению, взаимному выяснению спорных вопросов. Кривые суммы проступков обнаруживают тенденцию к снижению. Если в первые три года число дел в месяц доходило до 640, то в течение четырех последних — до 240–250» (12, с. 37).

Это подтверждает и опыт педагогов-практиков, использовавших товарищеский суд Корчака в своей воспитательной работе. Так, известный польский педагог М.Шчавиньская писала в связи с подобными обвинениями: «Многих пугает слово «суд», многие связывают с понятием суда понятие сутяжничества. Мало кто из них задает себе труд подумать, что тем же словом именуется другое понятие, и что они охаивают корчаковский товарищеский суд, ни практически, ни теоретически этого суда не зная» (14, с. 28).

Действительно, товарищеский суд Корчака не имел ничего общего со школьными судами, созданными во многих детских учреждениях Западной Европы и США в конце X1X — начале XX в. (например, в детских республиках У.Джорджа в Америке и Г.Лейна в Англии). Большое внимание им уделяла, в частности, Н.К.Крупская. Отмечая широкие возможности их использования в воспитательной работе, Крупская называет и ряд их недостатков: — поскольку дети неопытны, они могут не проявить достаточной объективности и быть несправедливы по отношению к «подсудимому»; — выступая поочередно в роли прокурора или защитника, дети порой намеренно искажают истину, что, несомненно, развращает их; — игра в суд приучает детей — поскольку они подражают «взрослому» суду с его процедурой — удовлетворяться внешней, формальной стороной (5, с. 133, 134).

Рассмотрим с этих позиций корчаковокий суд. Его специфика такова, что не позволяет проявиться и укорениться названным недостаткам.

Во-первых, присутствие на «судебном процессе» секретаря-воспитателя и руководство в принятии решений в высшей степени гуманным Кодексом предотвращает несправедливый приговор. Этому же способствовала и гласность в работе суда, которая обеспечивалась освещением результатов его деятельности на общих собраниях и в «Судебной газете».

Во-вторых, в роли судей у Корчака выступают лишь те, кто не имел судебных дел в предыдущую неделю; выбирались они по жеребьевке. Так что в работе суда принимали участие не только «избранные». Кроме того, предварительное выяснение обстоятельств происшедшего проводит такие воспитатель, что способствовало объективному разбору дела.

В-третьих, даже если судьи вынесли несправедливый приговор, секретарь суда имел право передать дело для разбора в Судебный совет, а недовольные решением суда могли подавать на кассации.

Мнения Крупской и Корчака о роли товарищеского суда в детских учреждениях во многом совпадают. Так, например, оба они считают, что авторитет товарищеского суда для детей выше, чем авторитет суждения воспитателя. В статье «К вопросу о роли товарищеского суда в школе» Крупская писала: «Детский суд представляет шаг вперед, поскольку он заменяет власть учителя властью коллектива, действия которого ближе, понятнее ребенку. Поскольку мотивы действия учителя непонятны и чужда ребенку, постольку эти действия требования, выговоры, наказания — представляются ему произвольными, постольку он рассматривает их как насилие над своей личностью. Суд товарищей, мотивы их суждения ему ближе и понятнее» (6, с. 77). Корчак также неоднократно подчеркивал значение суда в организации жизни ребячьего общества и верил в будущее этого воспитательного института: «Я знаю, суд необходим, и лет через пять-десять суд будет в каждой школе и детдоме» (2, с. 248).

В то же время и Корчак и Крупская предостерегали от преувеличения значения детских судов и неоправданного ослабления педагогического руководства процессом воспитания. В той же статье Крупская предупреждала: «Видя, как успешно можно наводить порядок при помощи детских судов, многие учителя склонны — сознательно или бессознательно — преувеличивать значение детских судов, превращать в копию суда взрослых» (6, с. 77). Корчак также отмечал, что «задача суда навести порядок, но суд не может и не собирается творить чудеса» (2, с. 247). Ту же мысль он проводит, говоря, что суд обманет надежды тех воспитателей, которые думают, что можно «легко, основательно, и, главное, быстро справиться со всеми этими сотнями мелких проступков, вин, упущений, трений, которые наблюдаются в жизни ребячьей толпы, преобразуемой в правовое общество… Суд не заменит воспитателя, даже не выручит временно, а, расширив сферу его деятельности, усложнит его работу, углубит ее и приведет в систему» (2, с, 258).