«Именно суд является краеугольным камнем метода самоуправления Корчака, — считает И.Неверли. — Вначале суд, затем сейм, газета и все прочие элементы самоуправления…»(15, с. 16).

Объясняя детям значение товарищеского суда, Корчак пишет в «Судебной газете» № 1, что суд — это попытка улучшить жизнь дома, сделать отношения детей к друг другу, воспитателей к детям и детей к воспитателям справедливыми, защитить слабых и беззащитных» (1, с. 217). Имея опыт работы с детским коллективом, Корчак знал, что среди детей легко формируется отрицательный тип первого помощника воспитателя — ловкого, энергичного, двуличного, корыстного, наглого. И если недобросовестный воспитатель перестанет сам входить в «мелочи» жизни детей, передоверит власть этому «грозному фельдфебелю интерната-казармы», в детском доме может укорениться «террор злых сил, ширя моральные эпидемии, калеча и опустошая души» (2, с. 138).

Мудрое детское правосудие должно было встать на пути ребячьей тирании, нейтрализовать развращающее влияние власти. Суд в детском доме должен был означать жизнь, основанную на справедливом законе. В преамбуле Кодекса товарищеского суда говорилось: «Суд обязан защищать тихих ребят, чтобы их не обижали сильные, суд обязан защищать добросовестных и трудолюбивых, чтобы им не мешали разболтанные и лентяи, суд обязав заботиться, чтобы был порядок, потому что от беспорядка больше всего страдают добрые, тихие и добросовестные люди» (2, с. 232).

Создавая детский суд, Корчак заботился также о том, чтобы судьба ребенка не зависела от доброй или злой воли, хорошего или плохого настроения воспитателя. В основе товарищеского суда лежит одна из ведущих идей педагогики Корчака — о праве детей на уважение и серьезное отношение к их заботам. Предавая суду столь большое значение, Корчак полагал, что детский товарищеский суд может положить начало детскому равноправию, привести к конституции, заставить взрослых провозгласить декларацию прав ребенка. Если до сих пор взрослые игнорировали право ребенка на серьезное отношение к его делам, на справедливое их рассмотрение, на протест, то суд может положить конец этому деспотизму (2, с. 231).

В суде Корчак видит также орган, который помогает строить отношения воспитателей и воспитанников на основе взаимного уважения и сотрудничества. Спокойно обсуждая с детьми возникшие конфликты, воспитатель может добиться желаемого, избежав ненужного и зачастую бесполезного давления. «Задача суда, — пишет Корчак, — заменить драку работой мысли, взрывы злости — педагогическим влиянием» (2, с. 252).

Как орган, защищающий права ребенка, суд должен был серьезно разобраться в каждом, даже на вид пустячном деле, за которым, быть может, скрывается чья-то боль или гнев. Детский суд никому не отказывает в помощи, всегда находит время внимательно выслушать обе стороны и принимает справедливые и мудрые решения. Не случайно Корчак отмечает, что дети часто лучше воспитателя знают, кто и в какой степени не прав (2, с. 252).

Заседания товарищеского суда проходили один раз в неделю. Судей (их было пятеро) выбирали жеребьевкой из тех ребят, на которых за предыдущую неделю ни разу не подавали в суд. Так в работу суда вовлекались все дети, и судьями становились не только честолюбивые, привыкшие быть на первом плане. Это была не иерархия маленьких начальников, а настоящий, справедливый суд детей.

Суд имел своего секретаря. По сути, это был взрослый, направлявший деятельность самоуправления. Это был воспитатель, который не судил, а лишь собирал показания и зачитывал их на заседании суда. Он также вел судебную стенную доску, книгу показаний и приговоров, стенную доску поломок и повреждений. Он же заведовал фондом материальных потерь, редактировал газету. Секретарь имел право передавать особо сложные дела на рассмотрение судебного совета или расширенного судебного заседания, в котором принимали участие все дети. Таким образом Корчак проводил в жизнь идею «разумного воспитания»: не давить, ни в коем случае не нарушать принцип равноправия в детском доме.

Суд принимал решения согласно Кодексу, который был составлен самим Корчаком. Кодекс учил детей справедливости, внимательному отношению к бедам товарищей, воспитывал и «судей»,и «истцов», и «подсудимых». Кодекс конкретизировал принцип уважения личности и прав ребенка и доверия к нему; и имел в виду не наказание, а прежде всего исправление ребенка. Знаменательно в этом отношении Вступление к Кодексу:

«Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить. Если он совершил проступок потому, что он не знал, теперь он уже знает. Если он совершил проступок нечаянно, он станет осмотрительнее. Если он совершил просту-пок потому, что ему трудно привыкнуть поступать по-другому, он постарается привыкнуть. Если он совершил проступок потому, что его уговорили ребята, он больше уже не станет их слушать.

Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить в надежде, что он исправится» (1, с, 207).

«…По сути дела он является ничем иным, как моральной оценкой наиболее типичных проступков с широкой шкалой определений», — писал о Кодексе И.Неверли (8, с. 443).

Кодекс состоит из статей. Статья с 1 по 99 носят оправдательный характер. Так, статьи с 1–9 охватывают случаи, когда суд не рассматривает дела. Например, А простил Б и забрал жалобу обратно, или суд считает обвинение вздорным, или просто принимает к сведению сообщение о проступке.

Уже в первом номере «Судебной газеты» отмечается, что чаще всего в ходу у ребят статья 1, гласящая, что жалоба взята обратно. Это значило, что в течение недели ребенок успевал обдумать случившееся, гнев проходил, и он прощал. Там же отмечается, что из 120 дел, рассматривавшихся за неделю, в 62 случаях тот, кто подавал в суд, прощал сам (1, с. 218). По мнению Корчака, «такие процессы приучают одних уважать своих ближних, а других — быть снисходительными» (1, с. 222).

Б следующих группах приговоров суд не только не находит вины обвиняемого, но и признает его правым, возлагая ответственность за происшедшее на обстоятельства, случай или даже самого обвинителя. Упор в них делается на снисхождение и убеждение. Единственное следствие проступка — нарушитель должен постараться больше так не делать.