— Как ты себя чувствуешь?—еще с порога спросила гостья.

— Хорошо. Считаю свои последние дни.

— Ну что за глупости ты говоришь? Даст бог, ты еще будешь наслаждаться счастьем своих детей. Больна, конечно, слов нет. Но кто сейчас не болеет? Вот увидишь, скоро поправишься, не нужно зря волновать себя,— тараторила она без умолку.

«Ну и болтунья,— подумала Султана.— Не остановишь». Она молча встала и вышла из комнаты.

Разия Бегум расспросила Каниз о здоровье, о домашних, о делах, а потом перешла к интересующему ее вопросу:

— Сестра, чем сейчас занимается Хашмат?

— Работает на электростанции. Он уже отличный мастер, каждый день зарабатывает по три рупии. Да еще на стороне подрабатывает две — две с половиной. Слава богу, он теперь прекрасно устроен.

Разия Бегум молчала, устремив невидящий взгляд в стену. Все также не глядя на собеседницу, она спросила:

— Ты уже сосватала за него? Помню, ты все ходила, искала невесту.

— Вчера только было еще одно предложение, но девушка мне не понравилась. Нос — прямо как хобот у слонихи!

Обе рассмеялись. Наступило молчание.

— Сестра, возьмете в жены для Хашмата мою Султану?— нарушила молчание Разия Бегум.

Каниз удивленно вытаращила на нее глаза, словно не веря своим ушам.

— Я тебе всегда говорила, давай их сосватаем. Он хороший парень — видный, серьезный. Немножко, правда, темнокож, но для мужчины это не грех. Главнее, чтобы он хорошо зарабатывал, обеспечивал всем необходимым жену. Ты же знаешь Хашмата, да разве где найдешь еще такого парня? А скромный — совсем как девушка!

Каниз долго еще расписывала достоинства своего сына. Когда наконец она выдохлась, Разия Бегум спросила:

— Я уже не верю в свое выздоровление, поэтому мне хотелось, пока жива, выдать Султану замуж, а то и в могиле душа моя не будет спокойна.— Она заплакала.

— Э, да что ты говоришь? Ты скоро поправишься...

— Нет, я знаю, что умру, поэтому и хочу поскорее выполнить свой долг.

— Если ты согласна, я завтра же приведу сына, обручим их, а остальное можно сделать и позднее.

Разия Бегум задумалась, следует ли ей дождаться возвращения Нияза или покончить с этим делом без него. Ему может не понравиться семья жениха. С тех пор как он разбогател, он начал сторониться даже своих бедных родственников, а отец Хашмата служит рассыльным в областном суде. Он, конечно, принадлежит к низшим слоям, и Нияз будет недоволен.

— Какое завтра число? — спросила она Каниз.

— Тринадцатое со дня новолуния.

— Это не годится. Ни третье, ни тринадцатое, ни двадцать третье не годятся для таких дел. Послезавтра пятница, приходи после вечерней молитвы с Хашматом и ка-зием.

Они обсудили подробности предстоящей свадьбы. Разии Бегум, казалось, стало лучше, она успокоилась, приняв окончательное решение. Каниз улыбалась, обнажая в улыбке свои черные от пана зубы. Бородавка-муха на ее щеке двигалась и прыгала, словно собираясь улететь. Вскоре за дверью послышался чей-то голос. Это пришел Хашмат. Он поздоровался с Разией Бегум и присел на стул у стены. На нем были темно-голубые брюки и рубашка навыпуск, шея обмотана шерстяным шарфом. Смуглый до черноты, с маленькими бегающими глазками, парень производил неприятное впечатление. Разия Бегум повернула к нему голову и с болью в сердце подумала: «Разве Султана пара этому черномазому? Ее место во дворце. Она ведь прекрасна, как принцесса». Разия Бегум тяжело вздохнула... «Видит бог — я хотела выдать ее замуж за достойного, но, должно быть, это ему не угодно. Такова уж судьба моей дочери».

Хашмат пришел за своей матерью и теперь сидел молча, опустив голову, ожидая, когда она кончит разговор. В этот дом он заходил редко: они были не такие уж близкие родственники. Не раз его мать сватала Султану, но Разия Бегум всегда отказывала им.

Немного погодя Каниз вместе с сыном ушли. Разия Бегум задумалась. Да, она уже решила судьбу дочери, но успокоения ей это не принесло. Каниз — вспыльчивая женщина с неровным характером. Со старшей невесткой они ссорятся чуть не ежедневно.

Погруженная в эти мысли, Разия Бегум даже не заметила, как в комнату вошла Султана с пиалой горячего молока.

— Как ты теперь себя чувствуешь, мама?—спросила она.

— Кажется, мой час пробил,— с горечью ответила Разия Бегум.

— Бога ради, мама, не говори так! Ведь у нас никого нет, кроме тебя.

— Да, доченька, я тоже думаю о том, что с тобой будет после моей смерти. Анну — мальчик, больше всего меня беспокоит твоя судьба,— она тяжело вздохнула и, подняв глаза к небу, прошептала:—О боже, ты единственный защитник этих сирот!

— Не нужно так говорить, мама, у меня сердце разрывается!— голос Султаны задрожал, и она разрыдалась.