– Сейчас.

Женщина зажгла спиртовку, поставила на нее кастрюльку с водой и принялась молоть кофе. Все это она проделала почти бесшумно; движения ее были медленные и словно скользящие.

– А я думал, ты уже давно спишь, Лило, – сказал Штайнер.

– Что-то не спится, – ответила она низким, хрипловатым голосом.

Узкое и правильное лицо обрамляли черные волосы, расчесанные на пробор. Она выглядела как итальянка, но по-немецки говорила с акцентом, характерным для славян.

Керн сидел на сломанном плетеном стуле. Страшная усталость одолела его. Давно уже не ощущал он такой сонливой расслабленности и наконец-то чувствовал себя в полной безопасности.

– Вот только подушки нет, – сказал Штайнер.

– Не беда, – ответил Керн. – Подложу под голову пиджак или возьму белье из чемодана.

– Есть у меня подушка, – сказала женщина.

Она вскипятила кофе, затем поднялась и, двигаясь бесшумно, словно призрак, вышла.

– Ешь, пожалуйста, – сказал Штайнер и налил кофе в две чашки без ручек. На чашках были нарисованы голубые луковицы.

Они ели хлеб и колбасу… Лило принесла подушку, положила ее на постель Керна и присела к столу.

– Ты не хочешь кофе, Лило? – спросил Штайнер.

Лило отрицательно покачала головой. Она смотрела, как они едят и пьют. Затем Штайнер встал.

– Пора спать. Ты ведь очень устал, Людвиг, верно?

– Да. Теперь, кажется, опять устал.

Штайнер провел ладонью по волосам женщины.

– Пойди и ты спать, Лило…

– Хорошо. – Она послушно встала. – Спокойной ночи…

Керн и Штайнер улеглись. Штайнер погасил лампу.

Через некоторое время послышался его голос:

– Знаешь, нам надо жить так, словно мы никогда уже не вернемся в Германию.

– Да, – согласился Керн. – Мне это не так уж трудно.

Штайнер закурил. При редких затяжках ярко вспыхивал красноватый огонек.

– Дать и тебе сигарету? – спросил он. – В темноте у них почему-то совсем другой вкус.

– Давай.

Штайнер нащупал ладонь Керна и сунул в нее пачку сигарет и спички.

– Как тебе жилось в Праге? – спросил Штайнер.

– Хорошо. – Керн помолчал и несколько раз затянулся. Потом сказал: – Я там познакомился кое с кем.

– Из-за этого и приехал в Вену?

– Не только из-за этого. Но она тоже в Вене.

Штайнер улыбнулся в темноте.

– Малыш, никогда не забывай – ты странник. Пусть у странников будут приключения. Но ничего, что могло бы вырвать кусок их сердца, когда им надо вновь отправляться в путь.

Керн промолчал.

– Этим я вовсе не хочу осудить приключения, – добавил Штайнер. – И сердце человеческое, конечно, тоже нет. И уж меньше всего тех, кто дает нам в пути хоть крупицу тепла. Если я кого и осуждаю, то нас самих. Брать-то мы берем, а вот дать можем лишь самую малость.

– Мне кажется, я вообще ничего не могу дать. – Вдруг Керн почувствовал себя совершенно обескураженным. Что он, собственно, может предложить Рут? Только свое чувство. Но ведь это, кажется, ничтожно мало. Просто он слишком молод и несведущ, вот и все.

– Знаешь, малыш, – спокойно сказал Штайнер, – мало – это уже почти все…

– Смотря от кого…

Штайнер улыбнулся:

– Не бойся, малыш. Все, что чувствуешь от души, – правильно. Вот ты и окунись в свое чувство. Но смотри не привязывайся! – Он загасил окурок. – Спи спокойно. Завтра пойдем к Потцлоху…

– Спасибо. Уверен, что отлично высплюсь у тебя…

Керн положил сигарету в сторону и зарылся головой в подушку чужой женщины. Он все еще чувствовал себя обескураженным, но вместе с тем и почти счастливым.

Директор Потцлох был расторопным маленьким человечком с взъерошенными усами и огромным носом, с которого то и дело соскальзывало пенсне. Вечно он куда-то спешил, особенно когда делать было нечего.

– Что такое? Говорите скорее! – произнес он, когда Штайнер и Керн пришли к нему.

– Ведь нам нужен помощник, – сказал Штайнер. – Днем для уборки, вечером для телепатических опытов. Вот вам такой помощник! – Он указал на Керна.

– А он что-нибудь умеет?

– Все, что нам нужно.

Потцлох хитро подмигнул Штайнеру:

– Знакомый небось? Чего он требует?

– Еду, жилье и тридцать шиллингов. Для начала, разумеется.

– Но ведь это же целое состояние! – вскричал директор Потцлох. – Гонорар кинозвезды! Вы что же, Штайнер, решили разорить меня? Почти столько же платят молодому чернорабочему, официально зарегистрированному в полиции, – добавил он уже более миролюбивым тоном.