Лу касается ее руки.

– Ничего. Я понимаю, что вы хотели сказать.

Оттуда, где они сидят, видно детей постарше, которые скатывают вниз с холма огромное колесо. А дети поменьше кружатся на карусели и кричат:

– Давай, давай! Быстрее! БЫСТРЕЕ!

Один из них стоит на четвереньках, задрав голову к небу, его волосы развиваются, руки сжимают металлический поручень, он в восторге; другие сидят более спокойно. На земле, толкая поручни справа налево, справа налево, справа налево, послушно раскручивают карусель их родители.

Через какое-то время Анна говорит:

– Большое вам спасибо за то, что вы приехали. Знаете, я правда очень вам благодарна.

– Мне самой приятно, – отвечает Лу.

Их слова кажутся странными, но Анна понимает, что имеет в виду Лу. Для чего мы живем, если не ради таких моментов?

– Вам уже лучше, можете идти? – спрашивает Лу.

Анна глубоко вздыхает и встает.

– Да, – кивает она. – Могу. Лучше уже не будет.

В церкви уже полно народу. Это большое помещение, не особенно привлекательное, с кремовыми стенами и рядами полированных деревянных скамей. С обеих сторон от них поднимаются незатейливые витражи, а воздух здесь на несколько градусов холоднее, чем снаружи.

Анна идет по центральному проходу.

– Ничего, если я сяду здесь? – спрашивает Лу. – Может быть, другие захотят сесть поближе.

– Конечно, – уверенно отвечает Анна, – Не будем садиться на первые ряды, сядем подальше, – и проскальзывает на скамью.

«Интересно, почему Карен выбрала эту церковь? – размышляет Лу. – Наверняка рядом есть более приятные храмы», – но она не озвучивает свои размышления, а тихонько спрашивает:

– Саймон регулярно ходил в церковь?

Анна качает головой:

– Не сказала бы. – Расправив сзади юбку, она садится и раскрывает руководство по службе, потом наклоняется к Лу и шепчет: – Думаю, что все имеют право на похороны в своей приходской церкви, даже если не ходили на службу.

– Я не знала этого.

– Я тоже. Саймон иногда ходил сюда, но не слишком часто – обычно на Рождество и иногда на Пасху.

Лу думает о Саймоне, человеке, с которым не была знакома. Его тело лежит в нескольких футах от нее – там стоит гроб, накрытый белой материей и украшенный простым букетом лилий.

За спиной продолжают идти люди, Лу удивляется: их так много! Может быть, вот почему Карен выбрала эту церковь – она большая. Приходят люди всех возрастов, некоторые в черном, другие – нет, большинство, – в строгих выходных нарядах. Лу вспоминает, что сама она одета довольно небрежно – парка, джинсы, – у нее не было времени переодеться. Она надеется, что никто не обратит внимания и не подумает, что это неприлично.

Появляется Карен, по-видимому, с Молли и Люком – Лу раньше не видела их. Люк, как она сразу замечает, – точная копия Карен, у него густые каштановые волосы и нежные заостренные черты лица. Лу задумывается, похожа ли Молли со своими светлыми локонами и розовыми щечками на Саймона в детстве. «Бедные малыши, – думает она. – Потерять отца в таком возрасте!»

Они садятся на первый ряд. Карен, обернувшись, улыбается Анне и видит рядом с ней Лу.

– Спасибо, что пришли, – говорит она.

Лу видит, что она сделала над собой усилие – ее волосы чистые и блестят, она подкрасилась и надела элегантное темно-серое платье. Но в то же время у нее такой вид, будто она несколько суток не спала, глаза красные – наверное, она совсем недавно плакала.

И тут, неизвестно почему, Лу вспоминает о Джиме, и она задумывается, отпевали ли его в церкви? Это печально, что Саймон умер и столько людей о нем горюют, но, пожалуй, еще трагичнее покинуть этот мир, не оставив никого, кто будет горевать по тебе.

Через несколько минут начинается служба.

Вперед выходит викарий и произносит приветственные слова. Он читает «Господь мой пастырь», как и просила Карен, а потом произносит несколько молитв. Слышится шорох бумаги, когда прихожане достают тексты, а потом почти единогласно звучит «аминь!».

Карен держится. Она глотает слезы, все кажется чрезмерным, и все же ей хочется прочувствовать это, каждую драгоценную минуту, не плача. Она также помнит, что рядом Молли и Люк, и не хочет, чтобы они нарушали порядок, хотя пока что они ведут себя на удивление хорошо.

Викарий кивает ей. Наступает ее момент.

Карен встает и поднимается на кафедру. Слышно, как стучат ее каблуки по каменным плитам, и дети смотрят на нее широко раскрытыми глазами.

В руках у нее два сложенных вчетверо листа формата А4. Он разворачивает их и наклоняется к микрофону.

– Сначала я ничего не хотела говорить, – признается Карен.

Ее голос разносится под высокими сводами, и это ее смущает. Она немножко пятится назад, стараясь, чтобы ее голос звучал потише.