Шрифт:
– Я первый раз такую тактику применил!.. Не знаю, как это меня осенило!.. Ведь раньше у нас как было? Я ей до себя дотронуться не позволял. Ни под каким видом!.. А тут… Как она меня шарахнула "Северным сиянием" по башке, чувствую кровь полилась! В прежнее время после этого я бы от неё одно мокрое место оставил, а сегодня… Она меня колотит, а я про себя думаю: "Лупи, стерва!.. Бей, гадина!.. Я тебя под пятнадцать суток, как пить дать, подведу!.." Да ещё нарочно ей же под руку и подставляюсь!.. Представляешь, какой гениальный ход!.. Ну, а когда совсем невтерпёж стало, я – кувырк! – в обморок упал!.. Но не по-всамделишному, а так… понарошку… Как бы в обморок и как бы упал!..
В дверь кабинета постучали.
– Витюша! Это я!.. Ликёрчик принесла… Мне войтить?..
– Входи, поганка!.. Уж так и быть, позволяю!..
– Я вам и закусить принесла… Вот печеньице… Курабье бакинское и сырок пошехонский… Всё свеженькое… Кушайте на здоровье, – Элеонора поставила на письменный стол поднос и, униженно улыбаясь, быстро вышла из кабинета, семеня коротенькими ножками.
– Вот всегда бы она так!.. – мечтательно произнёс Витюша. – Совсем бы другой коленкор у нас с нею был! – и потянулся к графинчику с ликёром.
– У меня, Виктор Николаевич, одна просьба к вам имеется. Нечаянно давеча вспомнил, потому и вернулся.
– Говори, Павел. Всё, что в моих силах, исполню. Говори, не стесняйся.
Троицкий секунду помедлил и, наконец, решился:
– Мне бы очень хотелось в свой тайник заглянуть.
– Какой такой тайник?
– В конце тридцатых вы, я думаю, знаете, какое тревожное время было. Что ни день, то аресты, что ни ночь, ожидание, когда за тобой "воронок" приедет…И, хотя каждый из нас втайне надеялся, что сия горькая чаша минует именно меня, всё же полной уверенности ни у кого не было, поэтому… Одним словом, ещё в тридцать шестом, когда только всё это началось, я собрал кое-какие вещицы, документы… очень дорогие для меня и спрятал их в тайнике.
– Ну, надо же!.. Как в Монте Кристе!.. – собеседник Троицкого был восхищён. – И где же этот тайник?.. Неужто тут где-то?..
– Совершенно верно. Вы почти сидите на нём, – и Павел Петрович указал на ковёр под ногами Виктора Николаевича. Тот в мгновение ока выскочил из кресла, на котором сидел.
– Где?!.. Тут?!..
– Надежда, конечно, мизерная… Кагебешники до нас всё, я думаю, здесь обшарили, но… Вы позволите? – он отогнул угол ковра и начал считать паркетные половицы.
– Раз, два, три…
Дойдя до восьмой, тихонько постучал по ней согнутой костяшкой среднего пальца.
– Тут, кажется… Ножик какой-нибудь у вас не найдётся?
Заинтригованный Виктор Николаевич протянул ему пилку для ногтей.
– Устроит?
– Вполне.
Троицкий концом пилки подцепил половицу, она легко поддалась и встала торчком. Павел Петрович запустил в образовавшуюся щель руку.
– Ну?.. Чего там?.. Пусто?..
– Да нет, кое-что я тут нащупал…
Он вынул ещё две паркетины. Теперь в полу образовалась довольно приличная дыра.
– Ну, с Богом!..
Павел Петрович перекрестился и вытащил на свет деревянную шкатулку, на крышке которой сиял бриллиант не бриллиант, но какой-то сверкающий камень, а на передней стенке, изукрашенной перламутровой инкрустацией, стоял на четвереньках, по всей видимости, японец в кимоно. Часть кусочков перламутра уже давно отвалилась, но всё же можно было угадать, что изображала она какой-то японский пейзаж с высокой горой на заднем плане. Фудзияма… Кажется, так у них самая высокая гора называется.
– Ты гляди! – только и смог вымолвить потрясённый хозяин квартиры. – А я тут ходил, сидел, курил, выпивал и… Нихренашеньки не знал.
Сердце Троицкого отчаянно колотилось и, прежде чем открыть шкатулку, он короткое время помедлил, чтобы перевести дух.
– Чего там у тебя припрятано? Покажь!.. – казалось, Виктор Николаевич вот-вот лопнет от снедавшего его любопытства.
Павел Петрович взялся за крышку шкатулки и потянул вверх. Она… не открывалась.
– Ты чего?.. Боишься что ли?.. Давай тогда я!..
– Заперто, – Троицкий сокрушённо покачал головой. – А ключа у меня нет. Вероятно, Зиночка, когда меня забрали, кое-что из своих вещей туда положила и заперла.
– Погоди, я сейчас стамеску принесу… Молоток тоже… Вскроем! – и Витюша с готовностью кинулся из комнаты.
– Не надо! – остановил его Павел Петрович. – Не хочу я красивую вещь портить. Шкатулка не мне, она жене моей принадлежит, пусть Зиночка сама распорядится. Не надо молотка.
– Так это что же получается?.. – расстроился Виктор Николаевич. – Я, стало быть, так и не увижу, что там у тебя припрятано?!.. А?!..