Шрифт:
Скрипнула дверь, и в гостиную, где спал Павел, на цыпочках вошла Елена Николаевна.
– Я что, разбудила тебя?!.. Павлик, прости дуру старую!.. Я за верёвочкой зашла.
– Вы, тётя Ляля, напрасно извиняетесь. Я уже давно не сплю. У нас в лагере в шесть часов побудка была.
– Вот видишь… – смутилась Елена Николаевна: всякое упоминание о лагере было ей почему-то неприятно. – Не то, что мой Николаша. Этот до второго пришествия готов спать.
Она подошла к комоду и всплеснула руками.
– Так я и знала!.. Ни о чём нельзя попросить!.. Где верёвочка, о которой я вчера так униженно просила этого обормота?!.. Нет, я тебя спрашиваю: где она?!..
– А вам она зачем нужна? – поинтересовался Павел.
Елена Николаевна густо покраснела.
– Не спрашивай. У любой женщины могут быть… интимные потребности… Несмотря на возраст… Так-то…
Но объяснить, какое отношение к интимным потребностям может иметь обыкновенная верёвочка, не захотела.
– Ты когда вставать собираешься?
– Машина за мной к девяти придёт… Так что ещё с полчасика поваляюсь.
– Прости, не могу тебя завтраком накормить, мне к восьми в поликлинику надо… Но прошу тебя, разбуди моего охламона. Сам он не догадается, что тебя покормить надо… Что же делать?.. Что мне делать прикажете?.. – сокрушённо вздыхая, она тихо вышла из комнаты.
Но никого будить Троицкому не пришлось. Буквально через четверть часа в комнату к Павлу, протирая слипшиеся глаза и сладко потягиваясь, вошёл заспанный Николаша.
– Как спал?..
– Отлично.
– А меня кошмары мучили. Полночи я каких-то зайцев по всему дому ловил, а под утро пытался удрать от бешеной курицы. Норовила подлая меня в темечко тюкнуть своим клювом. Я понимал, если тюкнет, мне каюк, но отбиться от этой твари никак не мог. Проснулся весь в холодном поту. Ну, да ладно… Скажи, ты что на завтрак предпочитаешь?.. Ляля ушла, значит, придётся мне… Но имей в виду, я ничего, кроме яичницы и омлета, готовить не умею.
– Предпочитаю омлет.
– Но учти, омлет возможен только в том случае, если у нас есть молоко.
Молока, конечно же, не оказалось, и пришлось Павлу смириться с яичницей. Глазунья, на что очень рассчитывал Троицкий, у Николаши тоже не полупилась, и приятели дружно, но без особого энтузиазма, принялись уничтожать "болтушку" прямо со сковородки. Зато кофе Москалёв сварил отличный. Густая тягучая жидкость обжигала рот и тёплой волной растекалась по всему организму.
Неожиданно внизу стукнула входная дверь, и следом несчастные ступеньки опять заныли, застонали под чьими-то тяжёлыми шагами.
– Интересно, кто это к нам в гости пожаловал? – удивился Николаша.
Дверь распахнулась, и на пороге, гордо закинув назад голову, возникла Елена Николаевна. Вся её величественная фигура выражала неутешное горе.
– Что-то ты быстренько сегодня с анализами управилась, – съязвил племянник, но, увидав безмерную скорбь в глазах тётки, осёкся. – Что стряслось?
– Меня обокрали! – она не плакала, но даже невооружённым глазом было видно, как она оскорблена, унижена, почти убита.
– Как обокрали?!.. Где?!..
– В общественном транспорте! – и она поставила на стол свою кожаную сумку, весь бок которой был вспорот чем-то острым, так что стало видно всё её нутро. – Я поначалу ничего не заметила. Вышла из троллейбуса, и вдруг одна очень милая женщина и говорит мне: "Гражданка, посмотрите, что с вашей сумкой сделали". Я глянула и обмерла. Тут стали люди вокруг меня собираться и разные советы давать, что мне делать. А я стою, как дура, ни жива ни мертва, и не знаю, куда мне со стыда деваться.
– Тебе-то чего стыдиться?!.. Ну, Лялечка, ты даёшь!..
– Один интеллигент, симпатичный такой в очках, предложил в милицию сбегать. Насилу остановила.
– Ничего не понимаю! – Николаша начал раздражаться. – Этот интеллигентик в очках был абсолютно прав!.. Надо было в милицию обратиться.
– Не могла я в милицию.
– Что у тебя украли?..
Елена Николаевна покраснела до корней волос и не сказала даже, а еле слышно выдохнула.
– Анализы…
Хохот, который грянул следом за этим сообщением, потряс весь старый дом до основания, так что даже стёкла в рамах первого этажа зазвенели, а на улице дружно залаяли бездомные собаки.