Захватив стоявшее около машины ведро, Миша и Гаврик убежали за водой. Возвращаясь из глинистой ямы, они увидели, что обоз стоял на прежнем месте. Около передней подводы, где развевался флаг, было людно и весело: баянист играл плясовую, а колхозницы плясали.

Василий Александрович, стоявший здесь вместе с Иваном Никитичем, от души поощрял колхозниц:

— Товарищи, хорошо вы пляшете! Просто хорошо!

Протиснувшись к самому кругу, Миша и Гаврик увидели, как колхозница, которую секретарь райкома называл товарищем Коптевой, подтягивая широкий ремень на ватной кофточке, шутливо крикнула, кивнув в сторону секретаря райкома:

— Василий Александрович, «хорошо» чужими ногами не считается! А своими ногами считается! Вот так! — И, перехватив себя руками в поясе, подскочила, ударила каблук о каблук и завертелась около самого баяниста.

— Кто сказал «хорошо чужими ногами»? — услышали ребята допытывающийся голос Василия Александровича.

— Кто знал, тот и сказал! — отвечала ему Коптева и зазывно приглашала: — Бабочки, давайте пополнение, чтобы шире круг!

Миша и Гаврик, теснимые назад, помня, что позади оставили ведро с водой, опасливо поглядывали друг на друга. Танцующих в кругу становилось все больше.

— Гаврик, может, скоренько отнесем ведро шоферу и вернемся? — прошептал Миша.

— Как хочешь, — схитрил Гаврик.

Миша тоже не мог решиться уйти отсюда: он видел, что Василий Александрович, продолжая настойчиво допытываться: «Кто сказал, что хорошо чужими ногами?», выходил на круг.

— Василий Александрович, по такому делу пиджачок придется снять. Мешает развернуться! Бросайте его мне на руки! С большой охотой подержу! — услышали ребята голос Ивана Никитича.

Круг стал расширяться, и вдруг под чьими-то ногами хлюпнула вода и зазвенело ведро.

— Слышал? — спросил Миша Гаврика и с беспечным весельем добавил: — Гаврик, шире круг!

— Миша, так мы ж потом можем десять раз сбегать за этой водой! — ответил Гаврик, но не вовремя, потому что шофер, взяв его легонько за локоть, сказал:

— Товарищ шеф, слышал я по голосу, что мое ведро где-то зазвенело. Найди его, пожалуйста, а уж за водой, видать, я сам схожу. Шефы, должно быть, разные бывают. — И, распорядившись, чтобы Гаврик принес ему ведро к машине, удалился.

— Миша, что будем делать? — спросил посрамленный Гаврик.

— Плясать, — сердито вытаскивая из толпы Гаврика за полушубок, ответил Миша.

Схватив валявшееся ведро, Миша и Гаврик, стараясь не попасться на глаза шоферу, опять побежали к глинистой яме. Как ни торопились они вернуться и еще посмотреть на танцующих, но опоздали. С пригорка им стало видно, что обоз уже на сотню метров отъехал от того места, где недавно было весело и людно. Остались только Иван Никитич, Василий Александрович, колхозница Коптева, что бойчей других танцевала, и Тартакин.

Тартакин стоял в стороне, засунув руки в карманы. Миша и Гаврик обратили внимание, что Тартакин и теперь был таким же скучным, каким он был и тогда, когда все веселились и плясали.

Василий Александрович, Иван Никитич, Коптева сейчас смеялись, глядя на то, как четыре колхозницы, отделившись от обоза, гонялись за белым петушком и золотистой курочкой, которые, ухитрившись вылезти из садка, быстро убегали от обоза.

— Так можно и кур проплясать!

— А ты пляши в другой раз с оглядкой! — смеялись колхозницы.

«Ка-гай! Ка-гай!» — откуда-то из-за холма кричал гусь.

Мише и Гаврику гусиный крик «ка-гай! ка-гай!» показался очень похожим на «ка-тай! ка-тай!». Получалось, что гусь ободрял убегающих петушка и курочку. Наверное, нечто похожее представилось и Василию Александровичу.

— Товарищи, прошу, не надо больше! — шутливо погрозил он смеющимся ребятам. И будто сейчас только угадывая, что это были Миша и Гаврик, кинулся к ним, обнял и, заглядывая в глаза то одному, то другому, говорил: — Друзья мои, а ведь степь и черная буря уже остались позади! Теперь-то ясно, что таким товарищам, как вы, можно поручить и самостоятельное дело. И мы уже договорились с Иваном Никитичем, чтобы дать вам такое дело.

…Когда Миша и Гаврик, вручив шоферу ведро с водой, повернулись, чтобы незаметно взглянуть на Василия Александровича, к их удивлению, он уже сидел в кабине газика и что-то писал. Отрываясь от страниц блокнота, он через открытую дверцу разговаривал с Тартакиным.

— Жгите сорняки! Ведь они мешают и минерам, и трактористам! Жгите, пока они сухие, пока не пошли дожди! — говорил он.

Миша и Гаврик заметили, что Василий Александрович стал снова похож на того Василия Александровича, что ругал «якающих» и косо поглядывал через плечо. И снова ребята обратили внимание, что Тартакин, слушая секретаря райкома, смотрел куда-то в сторону. Казалось, что окружающее его мало интересовало, а то, что говорили ему, было для него не ново.