— Какая красавица. — Помедлив, Агни присела на краешек кровати рядом с подругой. — Очень похожа на тебя.

Нея слабо улыбнулась. Её голос походил на шелест опадающих листьев.

— Что сегодня случилось с твоим даром предвидения? Это мальчик.

Жена канцлера усмехнулась. Её губы дрожали.

— Знаешь, я окончательно уверилась в том, что это не дар, а проклятие. — Она дотронулась пальцем до крошечной ручки младенца. — Настоящее проклятие — знать, что случится и не иметь возможности что-либо предотвратить. А если попытаться… Именно твоя попытка может стать причиной…

Нея прервала её, положив свою холодную ладонь на руку подруги.

— Ты правда хотела меня защитить. У меня есть просьба.

Агни кивнула.

— Пожалуйста, позаботься об Эйнаре. — Императрица с болезненной нежностью посмотрела на своего ребёнка. — Я люблю Рагнара. Но не хочу, чтобы сын стал похожим на него. И напиши моим родителям, я уже не смогу это сделать. Пусть мама приедет.

— Хорошо. Я обещаю… — Жена канцлера погладила Нею по спутанным белоснежным волосам.

Молодая мать устало вздохнула и смежила веки.

Когда Агни вышла из спальни с новорожденным на руках, к ней навстречу шагнул император.

— Это мальчик. — Она протянула ребёнка отцу. Тот внезапно растерялся. Помедлив, Рагнар немного неуклюже взял сына. С недоумением он смотрел на хрупкое существо в своих руках. Пальцем он аккуратно раздвинул пелёнки, чтобы получше разглядеть лицо мальчика. Красный, сморщенный младенец приоткрыл крошечный ротик и недовольно пискнул. Это подействовало на мужчину волшебным образом. Нахмуренные брови поползли вверх, лицо посветлело.

— Я… Я правильно держу? Я не сделаю ему больно? — Он восторженно улыбнулся.

— Рагнар, иди к ней. Нужно попрощаться. Она ждёт.

— Что? — Продолжая улыбаться, император оторвал взгляд от ребёнка и посмотрел на женщину — он ещё не смог уловить о чём она говорит.

Фиалковые глаза Агни были печальными, но сухими — у неё было достаточно времени, чтобы оплакать судьбу подруги.

— Она не выживет. Вы должны попрощаться.

Счастливое выражение сползло с его лица — осталось лишь изумление и недоверие.

— Нет… Она же всё таки родила. Уже всё позади. — Рагнар вновь посмотрел на ребёнка.

— Роды были очень тяжёлыми…

— Я позвал лучших врачей. Она не умрёт. — Теперь император больше походил на себя — властный голос звенел от разгорающейся ярости. — Не говори подобный бред!

Новорожденный почувствовал настроение того, кто его держал и жалобно захныкал. Агни молча смотрела на мужчину.

— Нет, только не говори, что ты… На этот раз ты ошибаешься!

Всучив плачущего младенца жене канцлера, он быстро вошёл в комнату, где умирала его жена, и захлопнул за собой дверь.

— Рагнар погрузился в своё горе и на несколько лет просто забыл о сыне. Императору попросту было не до возни с маленькими детьми. Воспитанием Эйнара занималась его бабушка — мать Неи. Она специально приехала с севера, оставив мужа. Очень сильная волевая женщина, которая терпеть не могла зятя, считая, и не безосновательно, что это он довёл её дочь до нервного истощения и подорвал здоровье. Когда Эйнар немного подрос, император вновь обратил на него внимание, решив воспитывать в нём качества, присущие истинному наследнику. Он обнаружил доброго, мягкого ребёнка с творческой натурой. Тогда он поссорился с тёщей, сочтя, что она неправильно воспитывает наследника. Леди Лейдольв вынуждена была уехать. Эйнар побаивался отца, хотя и продолжал тянуться к единственному родственнику. Учёба давалась ему очень плохо. Он мог час смотреть на математическую задачу, недоумевая, что от него хотят. С раннего детства в нём обнаружилась тяга к творчеству и шалостям. То ли чтобы привлечь внимание вечно занятого отца, то ли из чувства противоречия, порой он совершал странные поступки, будоражащие двор. Однажды, он побрился налысо, не пощадив даже брови, и явился в таком виде на приём. Рагнар всё больше замыкался в себе. С возрастом он стал более подозрительным и мнимым — за каждым углом видел врагов и заговоры и в конце концов развязал войну с людьми. После смерти Неи его ничего не интересовало, кроме политики. Эйнар же по прежнему не оправдывал ожидания отца — целыми днями рисовал и прятался от учителей. К восемнадцати годам добавилась выпивка и женщины. Он всё чаще сбегал из дома и проводил время в злачных местах, о которых наследник престола и знать то не должен.

Гис был единственным, кто его хоть как-то сдерживал. Они… Гис и Эйнар, пожалуй, напоминают мне нас с Рагнаром в юношестве. Но мы выросли… Мои ценности поменялись. — Он снова грустно улыбнулся. Эля понимающе кивнула — дети канцлера, в отличие от Эйнара, видимо, никогда не страдали от недостатка родительской любви. — Под старость начинаешь стыдиться некоторых поступков, совершённых в молодости. У Рагнара приоритеты остались прежними. Когда принц его окончательно разочаровал, видимо, он вспомнил о наличии ещё одного сына. А от Эйнара решил избавиться. Я знаю его много лет и вижу, если он от меня что-то скрывает. Когда кронпринца отправили в Энтею, все просто решили, что Эйнара временно сослали за неподобающее поведение, но вскоре я получил от Гиннара, который также поехал в город людей, известие, что на кронпринца было покушение. Я сообщил Рагнару, но он отнёсся к этому на удивление спокойно. Потом я перехватил письмо, направленное в Энтею, в котором император давал указания кому-то из личной стражи принца — ему нужно было, чтобы Эйнар умер вдали от столицы — тогда вину легко можно скинуть на людей. Несмотря на отвратительную репутацию принца, многие из аристократов бы не одобрили подобное — безумный император, убивающий собственного наследника, вызвал бы опасения, что дальше он примется убивать всех подряд. Я послал письмо сыну, чтобы он присматривал за Эйнаром.

Эля подпрыгнула на месте.

— На приёме в честь дня рождения принца! Я подслушала разговор вашего сына! И в день зимнего солнцестояния — принц, наверно, ходил среди толпы, ваш сын ходил за ним в облике кота! А мы ходили за вашим сыном… Как идиоты… Но, если вы, правда, хотели помочь Эйнару, то почему похитили его и держали взаперти?

"Хотя, я бы тоже не смогла сообщить кому-нибудь, что его отец хочет его убить. А если и смогла, разве бы мне поверили? Я сама до сих пор не верю".