— Мы не можем доверяться ей вслепую. — Продолжил он. — Не забывай, мы на приграничной территории. На северянку она не похожа, но может быть наемницей. Этот род занятий подходит ей больше, чем жизнь лесной затворницы.

— Не торопись. Надо узнать, что она задумала. Подозреваю, что мы ей нужны гораздо больше, чем она нам. Здесь пахнет авантюрой, а за любой авантюрой может скрываться нечто, стоящее внимания.

— Хм… согласен. Держи ушки на макушке.

Тон, которым он это сказал, и выражение чуть сощуренных глаз не сулили Соле ничего хорошего, вздумай она перейти ему дорогу. Эйлин внутренне усмехнулась. «Наш песик готов взять след». Самой ей трудно было определить свое отношение к их загадочной проводнице. Было в ней что-то подкупающее. Ловкость, грация, легкость, даже ее грубоватое, но совсем не агрессивное обращение, характерное для человека, абсолютно уверенного в себе. Кое-что раздражало. Претензии на лидерство, например. Или — Эйлин нехотя призналась себе — то странное внимание, пожалуй, со знаком минус, которое она оказывает Нивалю. «Ушки на макушке, это точно», — заключила она.

У Эйлин живот сводило от голода, а руки еще болели, когда у них, наконец, появилась возможность присесть, отдохнуть и перекусить. Крытый шкурами шатер Солы был спрятан у подножия плато, так что им пришлось потрудиться, добираясь туда по уступам, цепляясь за стволы и ветки растущих на склоне сосен. Сола утешила их тем, что в таком надежном убежище их сам черт не найдет. А Эйлин уже не знала, радоваться этому или нет.

Мышь, вопреки заверениям Ниваля так и не объявилась, за что ее безутешная хозяйка не преминула вновь его упрекнуть. Это было уже слишком даже для такого терпеливого, как он, и Ниваль вспылил. Интуитивное ощущение опасности не давала ему покоя, его внутренний голос кричал о том, что свяжись они с Солой — и неприятностей не миновать. Но он решил дать ей шанс. Ее информация могла оказаться ценной. Она была на первый взгляд нелюдимой и скрытной особой, но не смогла скрыть от Ниваля своего явного интереса и к тому, что происходит в лесу, и к своим нечаянным попутчикам. Агенты так себя не ведут. Ниваль присматривался к ней, прислушивался к ее скупому разговору и вскоре был готов биться об заклад, что ею движут соображения личного характера. Если только она не была гениальной актрисой. Возможность такого варианта его позабавила, и в душе он был бы рад, если бы так и оказалось. Это была бы еще одна победа, еще одна символическая монетка в копилке выигранных им больших и маленьких партий. «И не таких переигрывали», — самодовольно подумал он.

Поэтому, он решил выслушать Солу и поговорить с Эйлин, узнать, каковы ее впечатления. У малышки тоже хорошее чутье, ее мнению можно доверять. А она отвлекает его какими-то несерьезными разговорами про мышь! Он сам был любитель подурачиться, когда обстоятельства позволяют. Но способность Эйлин думать черт знает о чем, когда ситуация к этому совсем не располагает, бесила его.

— Далась тебе эта дурацкая мышь! Попасется в лесу и придет. Чтоб я о ней больше не слышал!

Сола одобрительно ухмыльнулась, а Эйлин, увидев это, надулась. Решила, что все против нее. «Ничего, переживешь», — злорадно подумал Ниваль и, будто желая подлить масла в огонь, с обезоруживающей улыбкой попросил Солу найти ему кусок кабанятины пожирнее и позажаристее. Та постаралась на славу. Ниваль получил нечто обугленное и мало похожее на мясо, а душевное равновесие Эйлин было восстановлено.

Большим плюсом лагеря было то, что даже в военных условиях здесь можно было жить сколь угодно долго, при условии пополнения запасов продовольствия и соблюдения мер предосторожности. Обеспечить себя пищей здесь можно было, особенно имея такого помощника, как Разбойник. Должная маскировка обеспечивалась густыми зарослями хвойных деревьев и колючих кустарников внизу, нагромождением скал наверху и шумом водопадов-близнецов. Дым костра, хорошо развеивался в ветвях, а источником прекрасной чистой воды был незамерзающий родник, бивший из скальной расщелины. Маленький островок меж высоких обрывистых берегов бурной реки. Кому придет в голову, что он обитаем?

— Нравится? Всю жизнь здесь жила бы, — сказала Сола, отпив ароматного травяного чая из железной кружки.

— Да, удачное место, красивое, — вежливо согласилась Эйлин, — для зимовки самое то. Я вижу, ты здесь как рыба в воде. А я, честно говоря, уже много недель живу в основном на природе и радуюсь любой возможности переночевать в нормальном доме, на нормальной кровати, желательно хотя бы умывшись и почистив зубы.

Ниваля это откровение слегка удивило. Ему она ни разу не жаловалась на неудобсвта. Думает, что женщина ее лучше поймет? Вот уж зря. Он вздохнул. «Ванная с маслами, массажисты из Муншея, игристое вино в хрустальном кубке, светская болтовня…» Почесав подбородок, обросший густой светлой бородой, плохо скрывающей впалость щек, он подумал, что, наверное, перестал выглядеть, как человек, понимающий толк в сладкой жизни. Да и внутренне он изменился. «Интересно, какое впечатление ты, такой обновленный и презревший жизненные блага, произведешь в Невервинтере? — Мысленно спросил он себя. — Может, введешь новую моду на простоту в обращении и элегантную неухоженность? Очень смешно… Нет, приятель, главное происходит у тебя в голове». Он вдруг осознал, что его так раздражало. Он был отличным, — лучшим, — игроком на своем поле. Он жил этой игрой. А здесь все было не так. Все эти люди, гномы и другие существа живут совершенно другой жизнью, нежели та, к которой он привык и вне которой себя не мыслил. Эту нормальную жизнь он знал только в детстве, которое оборвалось рано и жестоко, как у многих мальчишек с окраины — у каждого по-своему, в зависимости от возможностей и амбиций. И началась гонка на выживание, в которой он рывок за рывком двигался к цели — стать лучшим, первым, обойти конкурентов, отомстить обидчикам, вырваться на недосягаемую высоту. Не роскошь ему была нужна и не богатство, а это возбуждающее, вызывающее холодок в груди, щекочущее нервы сознание того, что в твоей руке сотни хитроумно переплетенных ниточек, и ты всегда знаешь, какую из них потянуть, чтобы добиться нужного эффекта. Ты мастерски владеешь своим телом, духом, эмоциями. Для окружающих ты можешь быть кем угодно, хоть чертом с рогами, хоть шутом гороховым, но внутренне собран и натянут, как звонкая тетива, нацелен на результат и ни на минуту не даешь себе расслабиться. Только вот… попробуй теперь ниточки оборвать. Вмиг лишишься почвы под ногами. Такова плата за исполнение мечты — оказаться пауком, сидящим в одиночестве на тонкой и зыбкой паутине.

Ниваль прислушался к разговору девушек, оставивших его и усевшихся в противоположном углу просторного шатра, освещенного лишь огнем очага.

— Да, я слышала об этой войне. Значит, это ты такого шороху навела?

— Вообще-то, я оказалась замешана в истории с мечом почти случайно и, конечно, вела войну не одна. Такое никому не под силу. — Эйлин вздохнула и тихо добавила: — В цитадели Короля Теней меня сопровождал лучший в мире отряд лучших воинов Фаэруна.

Сола кивнула в сторону Ниваля.

— И это все, что от него осталось?

— Между прочим, он круче, чем ты думаешь, — вскинув голову, ответила Эйлин, уязвленная ее бестактностью. — Советую тебе быть с ним поосторожнее.

— Да ну?

— Можешь смеяться, но моя совесть чиста — я тебя предупредила.

Ниваль улыбнулся, отвернувшись. Отчего-то ему была приятна горячность, с которой Эйлин воспринимала уколы Солы в его адрес. Хотя… на себя бы посмотрела. В чем-то она еще совсем девчонка.

А девушки, тем временем, перешли почти на шепот. Ниваль решил, что Эйлин включила скромное обаяние простой девушки с мечом, и пытается расколоть девицу. Съюн в помощь!

Наблюдая за ними, он решил поиграть в любимую игру, придуманную им в юности — «зверинец». Ему нравилось представлять себя в зверинце, где вместо людей собраны разные существа. Например, Нашер сидит на троне и смотрит тяжелым сонным взглядом из-под нависших бровей, словно старый глава прайда, который напоминает о своем царственном положении лишь грозным рычанием, тогда как добыча и самки давно и тихо поделены между молодыми львами. Или закадычный друг Грейсон. Он может сколько угодно рядиться в леопардовую шкуру, но на самом деле он милый, глупый, избалованный пес с блестящей родословной и дурными манерами, верный своему дому, своей кормушке, своим сукам и своему любимому столбу. Касавир в период службы в Невервинтере казался ему похожим на благородного оленя, невесть как забредшего в эту дикую местность, но при этом не желающего ни с кем делить свое всячески подчеркиваемое одиночество, красивого, сильного, слишком независимого и слишком благородного, чтобы пачкать свои копыта. Словом, были в его зверинце свои хищники, свои падальщики, свои пресмыкающиеся, разные пушистые и не очень существа. Когда он однажды поделился с Эйлин своими размышлениями, она задала неожиданный, но очень в ее духе вопрос, а кем, собственно, он видит себя в этой картине маслом. Он хотел отделаться шуткой в стиле «гад-из-под-пня-выползучий», но ее это не устроило. Она отвела ему место хорошо натасканного сторожевого пса, пользующегося доверием хозяина, втихую ворующего хозяйскую колбасу и тяпающего прислугу за пятки. Это его немного обидело. Вообще-то, он представлял свою персону масштабнее.