Наверное, я могла воспротивиться, но спорить не стала. Кто их знает этих Потрошителей, что еще у него на уме? К тому же внутренний голос подсказывал, что я просто-напросто оттягиваю неизбежное. И эта псевдоистерика с одеждой полное тому подтверждение.

Вложив руку в ладонь Данила я почувствовала, как эфемерное электричество пробежало по жилам и готова была разорвать прикосновения, если бы Потрошитель позволил. Он не позволил, сжал пальцы в крепкий захват, второй рукой легко погладил меня по щеке.

— Не бойся.

Хотелось сказать, что я и не боюсь, но лгать у меня всегда получалось плохо, поэтому просто промолчала.

Перед самым выходом, Данил снял с крючка вешалки в прихожей черную парку и заботливо накинул мне на плечи, стянув за шнурки горловину, чтобы не упала.

— Не хочу, чтобы ты замерзла пока все начнется. Там холодно.

— А ты?

Он открыл дверь. В лицо ударил свежий ветер.

— Мне не надо. Потрошители почти не мерзнут, — усмехнулся. — Во время жажды так точно.

Стоило нам спуститься с крыльца, как меня ждала еще одна неприятность. Трава покрылась тонким слоем изморози. Подошвы стоп от такой разительной перемены температуры жгло, икроножные мышцы сводило кратковременными, острыми судорогами. От неожиданности я не смогла совладать с эмоциями и громко вскрикнула.

— Черт! — мгновенно среагировал Данил. Он подхватил меня на руки, прижав к своему теплому телу. — Совершенно забыл про обувь!

— Пусти. Я могу идти сама.

— Можешь, — согласился он. — Но не будешь. Пока у меня нечего дать тебе, чтобы ты не отморозила ноги, а после ритуала температура твоего тела возрастет и холод не будет чувствоваться. А завтра я что-нибудь придумаю. Обещаю.

— Хорошо.

Жар от его тела манил, обещал наслаждение и спокойствие. Не в силах противиться простому желанию, я прижалась щекой к его груди, а руками обняла Данила за шею. Удобно. Тепло. Слишком спокойно. Я могла бы к таким ощущениям на раз-два привыкнуть, если только забыть о событиях предшествующих всему этому.

— Спасибо, — Данил шел быстро, но мне было на удивление комфортно и хорошо.

Не открывая глаз, я откликнулась:

— За что?

— За то, что не споришь со мной хотя бы в этом, — хмыкнул он.

Где-то в районе груди у меня разлилось непривычное тепло. Знание о том, что Данил улыбается, пришло из ниоткуда.

И впервые я не стала сдерживать ответную улыбку:

— Пожалуйста.

Дальнейший путь не был насыщен разговорами. Темноту прорезал только голубоватый свет полной луны, одинокое уханье филина и наши, почти слившиеся в унисон, дыхания.

— Я хочу тебе кое-что подарить, — Данил вывел из состояния полудремы.

Он аккуратно поставил меня на ноги, холод тут же лизнул пятки.

— Этот медальон достался мне от матери, а ей от моего отца во время ритуала. Он передается из поколения в поколение, — на протянутой ко мне ладони поблескивала серебряная цепочка. — От мужа к жене. От матери к сыну.

Подвеска была в форме аккуратной капельки, в свете луны она искрилась живым сиянием, переливалась всеми цветами радуги, точно внутри медальона было живое существо, что жило, думало, иногда радовалось и грустило. Сложилось впечатление, что таким образом капелька приветствовала меня. Я затаила дыхание, не в силах сказать и слово. Грудь стиснуло от нахлынувших эмоций.

— Теперь он твой.

На глаза навернулись слезы:

— Я… не могу его принять…

— Можешь. Потому что это теперь только твое.

— Но это неправильно! Ты меня совсем не знаешь! Все, что между нами, происходит слишком быстро! Я не могу взять твою семейную реликвию и сделать вид, точно этот обряд то, к чему я стремилась всей душой! Неужели твой отец дарил медальон своей жене без любви? Сомневаюсь!

Речь получалась сбивчивой, эмоциональной, но Потрошитель слушал внимательно и не перебивал.

Внутренне я разрывалась между желанием принять дар, он меня манил, и потребностью отказаться, слишком страшными были новые эмоции, что во мне пробуждало все связанное с одногруппником.

— Это не просто вещь! Я не могу!

— Можешь.

— Потому что так надо, да? Дурацкая традиция? Тебе просто надо сбыть его с рук? — горько усмехнулась я.

— Нет. Потому что никому другому он принадлежать не будет. Или ты примешь, или я избавлюсь от него.

— Ты не можешь этого сделать! — я бросила тоскливый взгляд на «живую» капельку и ужаснулась от мысли, что Потрошитель приведет сказанное в действие.