Шрифт:
— Нету… А что? Приключилось что? К спеху тебе…
— Особого ничего… Кой-что доложить…
— Чтой-то ты, Денис Иваныч! — ахнул вдруг Масеич, приглядевшись к странно искаженному лицу обер-рунта.
— Еле на ногах держусь. Опять расхворался еще пуще! — тихо ответил Змглод, опуская блестящие глаза. — Иди уж… Буди Аникиту Ильича… Мне бы скорее домой. Прилечь…
Масеич пошел в спальню будить барина. Змглод стоял, слегка вздрагивая, как от холода, и дергался на месте…
— Вот… Вот… — прошептал он. — И оно-то… самое мудреное. Да полно! Не выдавайся. Полно! Помни про Аллу…
Старик Масеич страшным голосом кричал в спальне и звал… Змглод шагнул, хотел двинуться на зов… и не мог.
Масеич выбежал из спальни и кричал, как одичалый:
— Вениуса… Барышне… Денис Иваныч, скорее… Почитай, мертвый… Барышне… Господи, сохрани и помилуй!..
Змглод бросился, будто швырнулся, к дверям винтушки.
Через полчаса весь дом был на ногах и все, от барышни до последнего нахлебника, толпились наверху, в отпертых комнатах барина, в коридоре, в канцелярии и даже на лестнице.
Через час вся Высокса встрепенулась в ужасе и онемела, ошеломленная невероятной вестью.
— Аникита Ильич скончался!
Доктор Вениус освидетельствовал тело, признал смерть, приключившуюся за ночь, вероятно, от удара. «Полнокровен был старик, а кровь пустить не дозволял никогда. И этого надо было ждать!»
Однако немец-доктор был сильно взволнован. Он тотчас же заявил Сусанне Юрьевне, что имеет сказать ей нечто важное наедине…
— Выбрал время?! Успеется и после! — отозвалась она.
Барышня Сусанна Юрьевна была не печальна… Она была сурова и даже столь грозна, какой никогда еще не видели ее. Будто покойник вдруг передал ей или завещал свой грозный вид и свою «Мономахову» повадку с людьми и рабами.
К вечеру в большом зале, в углу у образов, на столе лежало тело, служилась панихида. Одновременно снаряжались и пускались гонцы во все стороны, в Муром, во Владимир, к губернским властям, в наместническое правление…
А весь дом, вся Высокса, все заводы и заводская слобода — все ходуном ходило.
Но не одна кончина старого барина смущала всех…
Равно смутила всех и новоявленная грозная барышня, принявшая все в свои руки… Не прошел еще день со смерти барина, а трое ослушников указаний Сусанны Юрьевны уже поплатились, были наказаны строго и, пожалуй, сверх вины.
Но пример этот подействовал на всех. Все сразу оробели и недоумевая притихли. Важное лицо, коллежский правитель Барабанов, был в сумерки смещен и уволен от должности за какое-то дерзностное осуждение по поводу рапорта на имя наместника… Старший сын Ильева временно вступил в должность.
Масеичу было приказано сидеть безвыходно дома, а к нему запрещено пускать кого-либо. Старому слуге дозволено было выйти и явиться только на похороны своего барина. Старик провинился тем, что доложил барышне, что покойник перед кончиной, видно, бился и метался. Судя по постели и белью, Масеич выводил заключение совсем несообразное. Пуще всего разгневалась за что-то барышня на Дениса Иваныча, сразу лишила его звания обер-рунта и приказала содержать под арестом. Впрочем, Змглод снова захворал шибко и лежал в постели.
Но истинно-диковинное было еще впереди. Готовилось такое, о чем высокцы и помыслить бы вперед не могли. Панихиды и молебны, похороны и свадьбы, поминальные трапезы и свадебные пиры — вперемежку…
XXVI
После торжественных и пышных похорон старого барина состоялся поминальный обед. Помимо своих всех были приглашены к столу, конечно, все приезжие гости, дворяне и чиновники губернские. Даже сам губернаторский товарищ [18] , запоздавший к отпеванию, был в числе гостей.
18
Губернаторский товарищ — вице-губернатор, заместитель губернатора.
После обеда было им объявлено во всеуслышание: «С разрешения наместника, дворянка девица Касаткина облечена властью управлять всем впредь до вскрытия завещания покойного, если таковое в опекунском совете в Москве окажется».
После этого объявления Сусанна Юрьевна сурово объявила всем от себя второе, еще более важное и нежданное: «Во исполнение воли покойного, много раз высказанной всеми и каждому, следует не медля узаконить его заветное желание… После поминок в девятый день, не отлагая нимало вопреки обычаю, на десятый же день быть бракосочетанию наследницы Дарьи Аникитичны с ее давно нареченным, Дмитрием Андреевичем», дабы тотчас же Высокса снова принадлежала Басман-Басановым.