— Я спросил, является ли то, что ты считаешь меня существом не из вашего мира препятствием процессу нашего сближения, -

Рамзин не отпускал мой взгляд, и его голос стал более низким и чуть охрип, выбивая опору у моего показного спокойствия.

— Рамзин, возможно, ты не в курсе, но принудительное удержание человека и лишение его права принимать собственные решения ни разу нельзя назвать процессом сближения. Не-а, — я оттолкнулась ногами,

немного откатываясь назад, а по сути позорно сбегая от того жара, что рождался во мне от чрезмерной близости этого мужчины.

— Это несущественные оговорки, Яна. Ответь на вопрос, — уголок рта Рамзина чуть дернулся. Он, конечно, прекрасно понял, что и для чего я сделала.

— Несущественные, мать твою? — сорвалась я из-за того, настолько прозрачна и очевидна для этого невыносимого мужчины. — Чтобы ты знал, именно то, что ты считаешь несущественным все, что я думаю по поводу твоего ко мне отношения, мешает этому твоему гребаному сближению, Игорек. А еще то, что ты самовлюбленная, самодурская задница и деспотический засранец. А то, что ты какой-то там долбаный инопланетянин, это уже дело десятое, по сравнению с остальными твоими косяками.

— Я не инопланетянин. Я был рожден человеком! — нажал голосом Рамзин.

— Так почему превратился в такого редкостного говнюка и упыря в процессе жизни?

— Это какой-то бессмысленный разговор, -

насупился мужчина.

— А вот тут я с тобой согласна. Ты ведь сказал мне уже неоднократно, что своего отношения ко мне менять не собираешься.

— Потому что такие изменения нужно еще заслужить.

— Идите на хер, господин Рамзин!
–

практически оскалилась ему в лицо,

подаваясь вперед. — Если вам нужно, чтобы кто-то служил на задних лапах, то купите себе хренова пуделя. Или, вон, Аниту свою попросите. Сто пудов не откажет. А я ни черта у тебя заслуживать не собираюсь.

— Ты хоть знаешь, насколько смехотворно и бессмысленно твое сопротивление?
–

высокомерно ухмыльнулся он.

— Ну так почему ты до сих пор не покатываешься со смеху?

— Когда ты все равно сдашься, тебе будет в сто раз обиднее из-за того, что так долго упорствовала, — провещал он тоном «Яна, ты идиотка».

— А ты еще и пророк? Я еще не сдалась, так что погоди торжествовать, Упыреша.

Рамзин скривился и оттолкнулся от моего стола так, что тот жалобно скрипнул. На секунду мне показалось, что он повторит судьбу своего ресторанного собрата. Но,

видимо, Рамзин решил не повторяться.

— Что ты почувствовала, когда Роман на тебя пялился? — резко сменил он тему, и я забуксовала от такого поворота. Рамзина это не устроило, и он рявкнул на меня, как хлестнул плетью. — Яна! Я задал вопрос!

— Я слышала! Но мне как бы требуется время на ответ! — глядя на него в замешательстве.

— Нет, не требуется. Не анализируй. Просто отвечай! — снова долбаные приказы.

— Мне показалось, он такой же как ты, ясно?

Ну, почти такой.

— В чем разница?

Да что за, мать его, допрос с пристрастием?

— Ты у меня спрашиваешь? Откуда мне, на хрен, знать, чем вы, пришельцы-мутанты, друг от друга отличаетесь?

— Отвечай! — я тянула время, и Рамзин прекрасно это понимал.

— Не ори на меня! От вас фонит по-разному.

— В чем это для тебя выражается?

— Да что ты вцепился в меня как хренов клещ, Рамзин?

— Мне нужны ответы!

— Поздравляю, мне тоже! Поторгуемся?

— Исключено.

— Как ты умудряешься вообще бизнес вести,

если не торгуешься? — огрызнулась я,

собираясь с мыслями.

— Всегда на моих условиях. Я жду.

— А мне плевать. Не собираюсь я тебе ничего говорить. Ясно?

— Яна!!!

— Что? Будешь иголки под ногти вгонять? — я подняла руки и вызывающе пошевелила озвученными частями тела. — Или на хлеб и воду посадишь?

— Ты же знаешь, что нет! — сквозь злость в его голосе пробилось нечто похожее на замешательство, что ли. — Мне нужно знать,

что ты чувствовала в присутствии Романа.

Я сложила руки на груди и, поджав губы,

молча посмотрела на него, демонстрируя свое ослиное упрямство в полном цвете. Рамзин,

посканировав меня с минуту, отвернулся. И

тут услышала то, от чего чуть не сверзилась со стула.

— Яна. Пожалуйста.

Звучало так, словно Рамзин буквально выдавил из себя это слово, недоуменно пробуя его на вкус. Будто боялся им подавиться или отравиться.