Шрифт:
«Бросайте, ребята, учиться, у меня тут есть дельце поважнее, мне на зайцев сходить охота, а
одному скучно, давайте собирайтесь, ученье подождёт!» Что тогда делать? А некоторые
начальники своими действиями так и показывают, что им до нашего ученья дела никакого
нет. Прямо не говорят, а школу, чем надо, но обеспечивают! И даже в колонии на дисциплину
внимания не обращают... Вот сегодня Митя Чевелий получил распоряжение... — Новиков не
спеша полез в карман, достал справку, которую утром ему предъявил Чевелий, и, помахивая
ею в воздухе, победоносно посмотрел на Сидора Ивановича.
Тот сидел в полном смущении, не зная, что сказать, и отводил глаза. Антон
Семенович, сообразив, что ребята вынудили доверчивого Халабуду написать какую-то
компрометирующую его справку, с улыбкой поглядывал на Сидора Ивановича, сидевшего с
ним рядом, ожидая, как тот выйдет из этого весьма неприятного положения. А Новиков,
продолжая помахивать справкой, с притворной нерешительностью спросил:
— Не знаю, зачитывать этот документик или, может, разорвать?
— Порви его к бису! – не выдержал Халабуда и, нагнувшись к Антону Семеновичу,
прошептал: — Говорили о столах, стульях, шкафах, а тут, здорово живешь, на каких-то
начальников из Харькова перешли. Скажи ребятам, что завтра дам распоряжение выдать все
деньги на оборудование для школы... С ними только свяжись!
Сообщение Антона Семеновича о том, что Халабуда, обдумав нашу просьбу, нашел
возможным ее удовлетворить и завтра уже можно будет закупать материалы для мастерских:
потонуло в восторженных криках ребят. Новиков спрятал злополучную справку, так и не
зачитав ее. Сидора Ивановича не качали только потому, что он успел скрыться за спину
Антона Семеновича, умоляя защитить его от этих «дьяволов», которые вытрясут из него «не
только столы, стулья и шкафы, но и душу со всеми потрохами»...
Ребята расходились весело и шумно. Чевелий, окрыленный победой, крикнул:
— Так как же завтра, Сидор Иванович, пойдем красноперов ловить?
— Уж ты, пустомеля первой категории, замолчал бы лучше! — погрозил ему кулаком
Халабуда. — А между прочим, с нами, бюрократами, иначе и нельзя! — уже добродушно
добавил Сидор Иванович и вместе с Макаренко направился к нему в кабинет.
Усевшись поудобнее в кресле, Сидор Иванович закурил трубку и не спеша, с
удовольствием предался размышлениям вслух. Он говорил о достижениях колонии и при
этом выказывал особые симпатии Антону Семеновичу:
— Как это ты так сумел ребят преобразовать! Еще недавно Куряж по кирпичику
растаскивали, а сейчас в колонии только и разговору, что надо строить, — то строить и это
строить. Вот в Подворском сельсовете трое твоих колонистов и агроном! Как послушаешь,
как это Горгуль и другие авторитетно докладывают в сельсовете об усилении борьбы с
кулачеством и бандитизмом, так и не поверишь, что еще год — два тому назад были
беспризорными. На что уж твой Тоська Соловьев — скромный мальчик, а и тот сегодня
пристал ко мне — не отвяжешься,— чтобы отдал я для библиотеки книги, которые у нас в
Помдете в кладовой лежат. И скажи ты на милость, как он узнал про эти книги, когда мне
самому про них ничего известно! Вот только не пойму я одного: отчего это ты не ладишь с
нашими инспекторами? Ведь они ж институты кончали! Уступил бы им в чем-нибудь, а?
Тогда общими силами двинули бы эту самую педагогику. А то ведь сам знаешь, плохо у нас с
этим делом.
Антон Семенович насторожился, едва только Халабуда заговорил об «уступках
инспекторам». Это была для него не новая тема. Но он никогда не допускал и мысли о
возможности каких бы то ни было уступок в принципиальных вопросах. Отчеканивая каждое
слово, он сказал Халабуде:
– 35 –
— А что, ежели я, Сидор Иванович, посоветую тебе уступить в чем-нибудь
меньшевикам и эсерам, чтобы вместе с ними «общими силами» строить Советское
государство?
— Ну, ты скажешь такое... То партийное дело, а это...
— А это что? Не партийное дело? А чье же? Может быть, инспекторов Наробраза?
Нет, Сидор Иванович, воспитание молодежи — партийное дело, и ты как коммунист должен
это понять. Ты только подумай, куда тянут меня все ваши Петровы, Бретели, Духовы,