– Ты думаешь, что деда забрали черти?
– спросил Митька.

– Нет, - ответил Прохор.
– Он очнулся и ушел сам.

– Значит, мы никого не убивали, - довольным голосом произнес Митька.
– Поэтому можно спать спокойно.

– Дурак!
– мрачно сказал Прохор.
– Мы взяли деньги!

– Ну и что?

– А условия договора не выполнили.

– И?

– Ох, как с тобой тяжело! Тебе что, сказок никогда не рассказывали?

– Нет, - ответил Митька.
– Меня вместо этого отчим табуреткой бил. Каждый вечер перед сном. Чтобы мне лучше спалось...

– Оно и видно, - сказал Прохор.
– Надо было тебя еще с утра дубасить, чтоб от жадности отучить... Поясняю один раз. Слушай внимательно.

– Слушаю.

– У бесовской силы заведено так: взял деньги - продал душу!

– Так мы же деньги не брали. Мы, получается, отняли их!

– Не имеет значения, - тяжко вздохнул Прохор.
– Для черта получить по шее - обыденное дело! Ему плевать на это. Главное - купить кого-нибудь! И мы с тобой купились... Эх, обуяла меня жажда денег! Всего один день с тобой, Митька, повидался и уже - на тебе, в такое дерьмо вляпался! Все твоя мерзкая скаредность!

– Не понимаю, о чем ты говоришь?
– возмутился Митька.
– Какие деньги? Какое золото? Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Идите, гуляйте полем! У меня ничего нету! Пойдите, сыщите!

– Ох, и дурень же ты, Митька, - с тоской в голосе сказал Прохор.
– Посмотри на лес!

Митька глянул и лишился дара речи.

Опушка представляла собой ломаную линию горящих огней. В ней были всякие цвета, но преобладали, в-основном, красные. Огни шевелились волной и, казалось, ждали только команды, чтобы ринуться вперед и заполонить собой луг. Оттуда долетал злобный волчий вой, но иногда в нем слышались взрыкивания медведей и еще какие-то незнакомые, леденящие душу звуки.

– Поужинать нам сегодня вряд ли удастся, - сказал Прохор.

– Почему?
– поинтересовался Митька.

– Потому что поужинают нами, - ответил инвалид.

– Кто?

– Бежим!
– вдруг крикнул Прохор и устремился к калитке.

Митька увидел, как волна красных огней пришла в движение и стала медленно

сползать на луг. Он развернулся и вслед за Прохором понесся к избе. Инвалид, невзирая на

увечность, бежал так, что первым влетел в калитку. Митька, вторым забежав во двор, захлопнул калитку и подпер ее длинным поленом, после чего заскочил внутрь избы. В последний момент взгляд его уловил несколько интересных особенностей летнего вечера.

Сначала Митька увидел своего дворового пса Шарика, который сорвался с цепи и, мастерски сиганув через забор, исчез из виду в направлении деревни. "Вот сволочь, -

подумал Митька, - мало я его кормил, что ли?". А затем его поразил вид хлева, у которого

не было двух стен. Коровы выдавили хилые деревянные перегородки и, возглавляемые конем, во весь опор неслись по дороге к месту предполагаемого спасения. Отряд крупного рогатого скота замыкал бычок, прикрывая тем самым отступление. Немного отстав от лидеров, в том же направлении трусили четыре упитанных поросенка.

Лишь курятник остался целым, потому что наступили сумерки и куры уселись спать. Это обстоятельство несколько согрело митькину душу теплом, так как нашелся хоть кто-то, не бросивший своего хозяина в трудную минуту.

Во время бега в голову Митьки пришла мысль о том, что калитку поленом можно было и не подпирать, так как задняя стена хлева ранее являлась частью забора, и если сейчас ее не было на месте, то двор стал доступным для производства разбоя любого вида.

Как только Митька оказался в избе, Прохор тут же захлопнул дверь в сени и подпер ее тяжелой кадкой, в которой хранили квас. Кадка была полной, но Прохор справился и Митька поразился его силе.

– Надо же, Прошка, - сказал он, - в кадке тридцать ведер квасу! Ух, и силен же ты!

– В армии расейской послужи, узнаешь, где силушка берется!
– гордо ответил Прохор, запечатывая костылем дверь в горницу.

Груня, ничего не понимая во всех этих военных приготовлениях, сидела на лавке и, всплескивая руками, все время повторяла:

– Да кушать же пора, да кушать же пора...

На столе стояли: кувшин с парным молоком, большой горшок гороховой каши, миска творога и поджаренные свиные шкварки, соблазнительно расположившиеся на круглой стеклянной тарелке (гордости Груньки, купленной ею несколько лет назад на какой-то ярмарке, отчего Митька в свое время чуть не умер от приступа жадности). Ну, и бутыль митькина, соответственно...

Прохор, усевшись за стол, сказал:

– Так! Кушать всем! Быстро! У нас очень мало времени!

– Да что случилось?
– тревожно спросила Груня.

– Сейчас нас нечистая сила приступом брать будет, - авторитетно заявил Митька, хватая со стола ложку.

– Вот так и оставляй мужиков наедине с бутылкой!
– воскликнула Груня.
– Вечно что-нибудь натворят! Что на этот раз стряслось?

– Некогда рассказывать, - сказал Прохор.
– Давайте кушать. Голодное войско не войско, а вражеская подстилка. Потому что сил нет...