И обращается с просьбой к теще:

«Олечка! Это рецензия. Пожалуйста, перепечатай в 3-х экземплярах с полями. Если сможешь, отредактируй. А если видела фильм, дополни по своему усмотрению.

ьтяз йовт гело (читай наоборот) …»

Воротившись к своим «современникам», Олег легко вошел в спектакль «Валентин и Валентина», потом последовали «Балалайкин и Ко», «Провинциальные анекдоты», на телевидении – «Вариант «Омега», «Ночь ошибок», «Страницы журнала Печорина», в кино – «Горожане», «Не может быть!»… Мало? Поистине, «не может быть».

– Особенно гордился Даль своим Печориным, – говорил постановщик телеспектакля Анатолий Эфрос. – Он вообще очень любил Лермонтова. Хотя, может быть, этот спектакль и несовершенен, потому что очень трудно сделать классическое произведение на телевидении: очень малые возможности, маленький «пятачок». Нет воздуха, все стиснуто как-то… Когда кончился просмотр «Записок Печорина», Ираклий Андроников очень Олега хвалил. И Олег был счастлив. Он был буквально сверкающий – стал говорить что-то ласковое мне и другим, и глаза светились…»

Так что напрасно ранее Даль сомневался: «Мечтал об этом (о Печорине). А получилось ли, сбылось ли? Пока неудовлетворение…»

Шпионский телефильм «Вариант «Омега», название которого друзья-остроумцы сразу переиначили на «Вариант Олега», также имел успех. Фильм стал своего рода бенефисом актера, который объяснял просто: «Я поставил своей задачей сыграть себя, Даля Олега, в 1942 году, в таких обстоятельствах, в каких очутился разведчик Скорин. Здесь все поступки мои, слова мои, мысли мои…»

Он много трудился, а вот жене работать категорически запретил: «Ты больше пользы принесешь кинематографу, ухаживая за мной, а не сидя за монтажным столом… Там тебя можно заменить, а тут – нет. А те сто рублей, которые ты зарабатываешь, я тебе буду платить».

Ему нравилось, что все сидят дома: мама и теща – пенсионерки, жена ведет хозяйство. А он зарабатывает деньги. Когда в театре случались нелады, а в кино простои, и Олег с грустью обнаруживал пустой семейную шкатулку, он шел сдаваться «Кинопропабанде» (так Даль именовал Бюро пропаганды советского киноискусства), и с их «мандатом» колесить по стране, обеспечивая «творческие встречи со зрителями» (Высоцкий также пользовался в подобных ситуациях услугами БПСК, общества книголюбов, «Знание» и пр.).

Сосед Конецкий, наблюдая со стороны за «трудовыми успехами» Олега в кино, на ТВ и сцене, подаренными французской «Надеждой», как-то признался: «Ой, я тоже хочу! Надо же… какой он веселый и хороший…» И Даль в Москве повел друга к Герману Баснеру. Доктор сделал свое дело, и два года Виктор Викторович не пил. И за два года не написал ни строчки. Больше ни разу не «зашивался».

Лиза со страхом ждала момента, когда у Олега должно было кончиться действие «торпеды». В день «Ч» – 1 апреля 1975 года – она высматривала мужа, стоя у окна. И увидела – он шел с двумя авоськами, доверху наполненными пачками «Явы» (сигареты были в дефиците, а Дали курили безбожно). По его походке жена сразу поняла: трезв. От души отлегло. Еще полгода они прожили спокойно…

Ветеран советского кино режиссер Иосиф Ефимович Хейфиц оказался отважным человеком. Во-первых, взялся за экранизацию сложнейшей чеховской повести «Дуэль». Во-вторых, всеми правдами и неправдами протолкнул на роль фон Корена – Высоцкого, на роль Лаевского – Даля.

С Высоцким было все понятно, вернее, совершенно непонятно, кому и зачем понадобилось «с корнем вырубать его из любимой советской кинематографии». «Не надо – и все!».

А вот Далю едва не повредил курьезный случай. Вернее, он сам сотворил себе проблемы на «Ленфильме». Встретив однажды в коридоре директора студии товарища Киселева, Олег то ли из мальчишеского озорства, то ли по каким-то иным мотивам ни с того ни с сего приветствовал хозяина «Ленфильма», снисходительно хлопнув того по номенклатурной велюровой шляпе. С тех пор на студии он негласно был объявлен персоной нон грата.

Когда Хейфиц принес в кабинет Киселева на утверждение список актеров для «Плохого хорошего человека», то услышал из уст директора категорическое: «НЕТ!». Выждав паузу, настырный Иосиф Ефимович приехал к Киселеву на дачу и снова начал уговаривать. «Или я – или Даль!», – услышал он в ответ На что скромный дедушка Хейфиц сказал: «Ну… тогда… Даль». Спорить с патриархом, к тому же секретарем правления Ленинградского союза кинематографистов было не с руки…

Объясняя свой выбор исполнителей, Иосиф Ефимович вспоминал прежние инсценировки и экранизации «Дуэли»:

– Лаевский всегда трактовался как такой огромный мужчина с бородой лопатой и усами… В Александринке его играл Симонов… Могучая фигура… А что такое Лаевский, если вдуматься? Ему 23 года, мальчишка! Мне пришла идея, зачем же делать бородатого импозантного мужика, совершенно далекого от нас, когда я покажу человека, каким, мне кажется, он был на самом деле. Парнишку, чиновника, любителя выпить, поиграть в карты, парнишку, который приволок туда, в этот городок, женщину, бросившую мужа. Она ему быстро надоела, он не знал, как от нее избавиться…