– Помянем? – полуспросил-полуутвердил он.

Нестор молча взял флягу и сделал большой глоток.

– Надо девчонкам позвонить, – вспомнил Нестор. – Поблагодарить, пособолезновать…

– Ты так ничего и не понял? – неожиданно трезво спросил Кир.

Потом взял флягу из рук Нестора и тоже сделал большой глоток.

– Они же теперь обычные проститутки. Узнать тебя узнают, но души в них теперь нет. Семен же был их сутью. Как и любой мужчина – суть своей женщины. Был Семен – был танец бхаратанатьям. Не стало Семена – нет больше никаких танцев.

– Одного не могу понять. Он же Дракон, – начал Нестор.

– Черно-белый Дракон, – добавил Кир. – Никаких полутонов. Либо караю, либо милую. Нас он помиловал.

– Но Дракона нельзя уничтожить! – закончил вопрос Нестор.

– Извне – нельзя, – согласился Кир. – Чужому – нельзя. Изнутри и самому – можно. Он же Дракон – только он сам и может себя уничтожить. Что он и сделал. Я поеду, – неожиданно Кир сменил тему. – Я уже такси сюда вызвал, тут недалеко, но я охмелел что-то. В Раджасе встретимся. Или в «Варяке» – сам решишь. Отпуск бессрочный, но не затягивай. У нас теперь каждый на счету – работы океан. А уж для Нага Четвертого дна!..

Кир махнул рукой, нетвердо развернулся и, не прощаясь, побрел к выходу из гаражного кооператива, где его уже ожидало такси – серый «Daewoo», что в переводе с корейского означало «Большая Вселенная». И теперь Нестор совершенно по-другому понимал, насколько она Большая. «Как Наполеон-император в отличие от Наполеона-лейтенанта», – невесело подумал Нестор.

Перед дверью квартиры он остановился в раздумье. Звонить? Открыть своим ключом? Тронул ручку – не заперто. Вошел тихо и незаметно, миновал коридор и встал на пороге комнаты.

Нина сидела в кресле и рыдала, тихо, долго, безнадежно, раскачиваясь. Маленький Антон примостился рядом, на полу, у подлокотника, и мерно, в такт раскачиваниям Нины, повторял:

– Мама, не плачь! Мама, не плачь! Мама, не плачь!

Нестор немного постоял на пороге, он не знал, что сказать. Наконец, в затакт, между двумя качками и всхлипами жены сказал негромко и просто:

– Мама, не плачь.

И мама не плакала. Не было теперь плохого и хорошего. Все стало всем.