На навесе лежало старое ватное одеяло. При свете месяца было видно, что одна сторона его сшита из разноцветных лоскутков. Сложенного вдвое, его хватило для обоих впритирку, но в душе каждый находил, что это даже хорошо.

Едва они умостились, как скрипнула дверь.

— Тобик идём-ка со мной!

Мать отвела пса к будке, привязала, вернулась в сени и тут же вышла снова. Не одна.

— Сюда больше приходить не следует, — услышали они слегка приглушенный голос. — Где поселюсь, пока не знаю, но установить это вам трудностей не составит. Да, передайте…

Тут залаял Тобик, учуяв чужого, и ребята дальнейшего разговора не расслышали.

— Кто это? — спросил Андрей шёпотом.

— Наверное, связной партизанского подполья, — ответила она так же тихо.

Проводив гостя, Ольга Готлобовна отпустила пса снова и ушла в хату.

— Часто приходят? — теперь уже громче поинтересовался он.

— При мне второй случай.

— Знали б они, что мы с тобой здесь!

— Мама, возможно, догадывалась.

— Ещё мне знаешь, почему жаль, что вас не будет? Теперь, в случае чего, некому будет предупредить, как это было с зерном и барашком.

— Ничего не поделаешь… — вздохнула она. — Мама говорит, что теперь женщинам станет полегче — перестанут, что ни день, гонять на работы. Да и вам не надо будет возиться с малышами.

— У нас окромя них забот хватает. С огородами почти управились, теперь надо подумать о кормах для худобы, о топливе на зиму. Придется также всем подшефным выкопать ямы для картошки, упрятать её так, чтоб не нашли, если вздумают отобрать на прокорм «новых властей».

В отличие от Марты, всякий раз просившей «посидеть ещё немножко», Андрей свидания старался не затягивать дольше полуночи: «во всём надо знать меру». Но в этот раз они просидели, вернее — пролежали, почти до утра: ведь это последнее их ночное свидание здесь, на хуторе. Как будет дальше — неизвестно, но лучше — вряд ли…

По погоде непохоже, что наступил сентябрь. Жаркие дни упорно не признают календарной осени, хотя на глазах тают, укорачиваются.

Разве что ночи стали свежей, прохладнее, поубавилось комара. Да ещё природа дело своё знает четко: давно спровадила пернатую певчую братию; покинули лиман всевозможные перепончато-лапчатые; потянулись в дальние края журавли; поблекла, без мороза облетает листва акаций, пожухла трава, сады тронула проседь…

Всё чаще заставляет вздрогнуть пронзительно-хриплый вороний крик. Разжиревшая на брошенных хлебах, дремлет многочисленная их стая на проводах и крестовинах телеграфных столбов вдоль гравийки, чёрной тучею время от времени накрывая подсолнухи. Серо подсолнуховое поле, в недобрый час созрел здесь богатый урожай семечек… Впрочем, почему «в недобрый»? Что ни день хуторская пацанва, а также взрослые, забираются в глубь плантации и, пригибая корзинки к ведрам выколачивают семечки запасаются в зиму; полицай, зачастивший теперь в станицу, на «уборку» смотрел сквозь пальцы, видимо, запрещать указаний не поступало. Наши ребята для себя запасы уже сделали, не забыв и про подопечных ребятишек. А сегодня закончили изготовление специальной «мажары» — тележки с удлинённым и расширенным к верху кузовом для подвозки подсолнуховых шляпок и стеблей.

В прошлом году топливо приходилось таскать за километр-полтора из степи на горбу. Пока наберешь вязанку да донесёшь — на уроки времени не оставалось. А тут и уроков нет, и торчи — вот они, у самого двора: бери не хочу. Да токо чё их таскать на спине, решили ребята, и «забацали» мажару.

— Воще — годится! — похвалил Миша, попробовав возок на лёгкость качения. — Возить будет — одно удовольствие. С кого начнём?

— Я думаю, с тёть Лизы, — предложил Борис. — У неё топить совсем нечем.

— Говорил бы без фокусов: с Верки, а то замуж не пойдёт, — не удержался Миша, чтоб не поддеть.

— С Веры так с Веры, — согласился Ванько. — Она того заслуживает. И ты, Мишок, на неё не наедай.

— Я не на неё, а на Шенкобрыся. Не люблю двухличных: думает одно, а говорит другое.

— Посмотрим, как ты себя поведешь, когда какая-нибудь приглянется, — заметил Ванько.

— Мне не приглянется. Была охота, воще, — провожай домой, ходи вокруг на цыпочках, а уедут, так ещё и чахни из-за них! …

Это был камушек в огород Андрея.

Не прошло и двух недель, как Марта уехала с Дальнего, а ему кажется — не виделись сто лет. Днём ещё так-сяк, заботы и хлопоты отвлекают от мыслей о ней, а приходит вечер — тоска и скука зелёная. Тянет сходить в станицу, узнать, где поселил их фрицевский комендант, увидеться, поговорить… Но дел у ребят пока невпроворот, и он решил потерпеть. Четырнадцатого сентября у неё день рождения — заодно и поздравит, и повидаться повод подходящий. Своим намерением поделился с Ваньком и Федей.

— А как ты узнаешь, где они теперь живут? — поинтересовался сосед.

— Подежурю возле стансовета, там зараз комендатура: мать верняк ходит обедать домой.

— Я тоже давно собираюсь проведать тётю, до элеватора тебе попутчик. А хочешь — сходим на разведку вдвоём, — предложил Ванько.

— Да нет, справлюсь один, — отказался он от компаньона. — Меня заботит другое: что бы ей такое подарить в честь важной даты?

— У деда Мичурина розы в палисаде — залюбуешься. Можно преподнести букетик. Они уже редкость, а девчонки цветы любят, — подал мысль Федя.